– Должно, давление. Пойду до дому.

Подъем занял в два раза больше времени. Уже подходя к своей квартире, она услышала то, чего не слышала, когда спускалась: на лестничной площадке едва слышно звучала музыка. Ответ мог быть только один. В одной из квартир до конца не прикрыта дверь. Любопытство перебороло страх. Клавдия Петровна поднялась на этаж выше своей квартиры и с удивлением обнаружила, что приоткрыта дверь в квартиру ее бесшабашного соседа – Андрея Вирта. Собственно, она удивилась не самому факту открытой двери – в этой квартире часто бывала открыта дверь, и из нее, беспокоя по ночам соседей, раздавались громкие разговоры и звучала музыка. Гости в квартире Вирта не переводились. Было удивительно другое – дверь была незаперта, а внутри, не считая музыки, которая, кстати, к моменту подъема старушки на этаж стихла, была тишина.

И она вошла…

Клавдия Петровна не помнила, как добралась до своей квартиры. Она не помнила, как легла на диван и взяла в руку телефонную трубку. Очнувшись, она так и не смогла восстановить хронологию событий – она собиралась звонить в милицию или вызывать «Скорую»? Звонить в милицию нужды уже не было – вся площадка была заполнена милиционерами. Каменея от ужаса увиденного, она не сказала тогда милиционерам ни слова. Перед ее глазами, смешиваясь одна с другой, стояли две картины – истерзанный труп соседа и серый грязный плащ, исчезающий за углом дома. И посредине этого страшного наброска горели глаза цвета тухлого яичного желтка…

– Этого никто не говорил, – парировал Сергей. – Она лишь видела мужика, который пошатнул ее нервную систему. Из этого не следует, что он – убийца и нам следует принципом розыска избрать желтые глаза и серый плащ.

– Стоп, ребята, – как всегда к месту вмешался в разговор Макаров. – Но эксперты уверяют, что смерть наступила не ранее семнадцати часов. Как я понял из твоего рассказа, старушка видела труп около шестнадцати? Не в цвет.

– В том-то и заключается самое хреновое… – Вербин поерзал на стуле. – Когда Клавдия Петровна видела Вирта, он был еще жив. Кто-то «сделал» его так мастерски, что тот мучился еще около часа. Это не убийство, товарищи оперуполномоченные. Если верить нашему УК, это не что иное, как причинение тяжких телесных повреждений, повлекших за собой смерть. Смешно, правда?

– Нет, не смешно. – Макаров вздохнул и полез в карман за сигаретой. – Все равно это будет квалифицировано как убийство. Бабке никто не поверит, а телу Вирта – да. Однако я вас поздравляю. Последнего маньяка в области задерживали пять лет назад. С почином… А откуда вообще взялся в доме этот Вирт? Соседи что говорят?

– В 1997-м, перед самой смертью мужа Клавдии Петровны, переехал к ним в дом какой-то парень лет тридцати пяти. Парень своей жизни не скрывал. Жены дома нет – он туда с бабами. Потом стало наоборот. Видно, бабе его надоело на это блядство смотреть. Он отсутствует – она мужика в дом. Несколько раз друг друга ловили, били о головы посуду, но почему-то жили вместе. Наверное, что-то держало.

– Любовь, – подсказал Саморуков. – Только любовь.

– Интересное кино получается. – Макаров до конца выслушал эту историю, но что-то в ней не вязалось воедино. Либо Вербин чего-то недосказал, позабыв, либо он сам что-то пропустил.

– А за что сидел муж старушки? – спросил Стариков.

– В девяностом его по восемьдесят девятой за кражу госимущества хотели приземлить, но переквалифицировали на сто сорок четвертую, и дед честно, до звонка, оттарабанил три года.

Макаров наконец понял, что его беспокоило в рассказе Вербина.