— Пане, пане! — крикнул Бжуханьский, уже стоя под петлей. — Я заплачу выкуп. Отдам все, что есть, дайте только откупиться…

Шведы, падкие на деньги, приостановились; никто не ждал такого предложения. Послали сказать генералу, и посланный вмиг вернулся с приказанием вести Яцка к Миллеру.

Главнокомандующий поджидал Яцка перед палаткой. Фонарь на шесте, воткнутом в землю, освещал ночную тьму. Бжуханьский шел с веревкою на шее, то трепеща от страха, то храбрясь. Таков уж был его характер, что минуты безумной храбрости чередовались у него с ребяческими страхами. И в последний час свой он был таким же, как всегда.

— Ты что за человек? — грозно спросил Миллер.

— Мещанин, бедный маляр, — ответил Яцек трепетно.

— Изменник! — крикнул генерал.

— Нет, генерал, — молвил Яцек смело. — Я служил отцам-паулинам по долгу присяги.

— Королю должен был ты служить, не им.

— А разве он мой король? — спросил Яцек.

Миллер вскочил, потрясая кулаком, и крикнул: "Вешать!".

— Пане генерале, я откуплюсь, — взмолился мещанин.

— А сколько дашь? Верно талер; твоя беспутная жизнь больше талера не стоит.

— Сто талеров, генерал.

Миллер слегка задумался.

— Откупишься, чтобы опять каверзничать? Нет, повесить негодяя!

— Полтораста, — уже гораздо смелее сказал Бжуханьский, заметив колебание Миллера.

— Давай двести и ступай ко всем чертям! — закричал Миллер. — А не дашь, так марш на виселицу!

— Стольких нету! — отвечал маляр. — Воля ваша!

— Ну!.. Двести значит?

— Нет.

— Не дашь?

— Не могу.

— А где деньги?

— В монастыре.

— Ага! Не дома?

— Вот-те на! — снаивничал Бжуханьский. — Да если б они были дома, вы бы их давно порастрясли!

Миллер цинично рассмеялся.

— Велите довести меня до монастырских ворот, а там заплатят из моих денег.

— Бестия! Не глуп! — сказал швед. — Твое счастье, что мне мало корысти в тебе подобных. Ступай в монастырь, да скажи им там: пусть ждут, скоро приду.

Бжуханьский уже собирался сбросить с шеи петлю.

— Ну, нет! — закричал генерал. — Вести его через весь стан с веревкой! Да содрать с него мундир шведского солдата, который он марает, и вести голым!

Так и сделали. Констанция побежала вперед, весело подпрыгивая на ходу, и пока мещанин медленно дотащился до калитки, его уже ждали высланные приором полтораста талеров. Шведы так и передали беднягу с веревкою на шее.

Брат Павел сейчас же набросил ему на плечи чью-то рясу, и Яцек, как был, не снимая с шеи петли, направился в часовню Пресвятой Девы, чтобы сложить к подножию Ее алтаря роковую веревку, как каторжники складывают кандалы, а калеки костыли. Здесь он помолился, поплакал и, немедленно приведенный в монастырь, был окружен любопытною толпой.

Он порассказал много подробностей о приготовлениях шведов, а также принес вести о громадной татарской силе, шедшей будто бы на подмогу Яну-Казимиру. Говорил, что, по слухам, король выехал уже навстречу этой дикой орде и находился в Живце. Надежда на выручку несколько ободрила осажденных, хотя в общем не предвиделось ничего хорошего. Только приор не хотел даже слышать о капитуляции, и приходилось подчиняться его непреклонной воле.

На следующий день предсказания штурма частью оправдались. Швед стал палить одновременно со всех батарей, однако без особого вреда: у пушкарей слишком мерзли руки.