Через три дня, когда Рамус почти пришел в себя, Мойдарт призвал его к себе.

Аптекарь сидел тихо, прижимая к себе сверток с мазями. Мимо, не обратив внимания, прошел полковник Галлиот. С тех пор когда аптекарь видел его в последний раз, он, казалось, постарел от усталости на десять лет. За ним следовал высокий белоголовый юноша, Бендегит Лоу, как слуга объявил его Мойдарту.

Шло время. Рамус остановил одного из слуг и попросил воды.

— Я кого-нибудь пришлю, — кивнул он и убежал. Никто так и не пришел.

Через три часа суета приутихла. Слуги начали зажигать лампы на стенах. Рамус остановил того же слугу и повторил свою просьбу.

— Сейчас принесу, аптекарь, — сказал тот извиняющимся тоном.

На этот раз он вернулся, и Рамусу удалось напиться.

Наконец его позвали, и он двинулся к дверям. Слуга объявил его, и Рамус вошел в кабинет.

Мойдарт сидел за столом, заваленным бумагами. Он вытянулся, сощурившись на вошедшего.

— Вы принесли мази?

— Да, милорд.

— Так не стойте там, несите их сюда. Мне некогда терять время.

Рамус развернул сверток и поставил на стол три запечатанные воском баночки. На каждой красовалась этикетка с разборчиво написанной инструкцией. Мойдарт поднял одну из баночек.

— Вы делаете эту мазь только для меня?

— Да, милорд.

— Уже не первый год.

— Да, милорд.

— Не понимаю, зачем на каждой баночке писать инструкцию. Я уже давно запомнил, как ей пользоваться.

— Да, милорд.

— Хватит прикидываться попугаем, — скривился Мойдарт. — Сядьте, Рамус, успокойтесь. Никто не собирается вас вешать.

— Скоро будет война, милорд? — спросил аптекарь, опускаясь на стул.

— Боюсь, что да, причем глупейшая и самая разорительная из всех. Поля не засеют, начнется голод, приток налогов оскудеет. Разбогатеют только торговцы оружием.

— Многие погибнут.

— Да. Многие перестанут приносить пользу. Как вы поживаете после свидания со смертью?

— Все в порядке, милорд. Как поживаете вы?

— Как всегда, все болит. На живопись не осталось времени. Признаться, мне этого недостает. В холмах, неподалеку от зимней резиденции, есть руины древней церкви. По вечерам зрелище бывает весьма впечатляющим. Я подумывал перенести его на холст.

— С удовольствием бы полюбовался, милорд.

— Мой сын возвращается домой. Ему удалось вырваться из ловушки.

— Полагаю, вы испытали несказанное облечение, узнав об этом.

— Да. Мне нужен хороший генерал. Ну, это все, аптекарь.

— Да, милорд, — ответил Рамус, с трудом поднимаясь на ноги.

— Боюсь, теперь я уже не буду писать картины, поэтому в ваших посещениях больше нет нужды. Я буду присылать за мазями гонцов.

— Мне очень жаль, милорд. Возможно, вы передумаете, когда закончится война.

Мойдарт не ответил и снова погрузился в бумаги.

Хансекер не любил ездить верхом, но сейчас, сидя на козлах повозки с запряженной в нее четверкой лошадей, предпочел бы оказаться в седле. Рядом сидела Мэв Ринг. В повозке, под мешками с зерном, были спрятаны восемь сундуков, по двести пятьдесят фунтов серебряными чайлинами в каждом. Прошлой ночью Жнец под руководством Мэв выкопал их и вытащил из земли. На это потребовалась вся его сила. Каждый сундук весил больше взрослого мужчины.

Хансекер никогда не жаловался на слабость, но к тому моменту когда перенес все сундуки из леса на ферму, а потом загрузил в повозку, едва дышал от усталости. Вернувшись в дом, он рухнул на стул.