Став женой поэта, Фабия была уверена, что он будет постоянно ее сопровождать во дворец императора и станет вроде драгоценного украшения, на которое обращают внимание даже приближенные Августа. Так было прежде. А сейчас что-то изменилось. Почему? Фабия никогда не говорила об этом с мужем. Она была достаточно благоразумна, чтобы не вести разговоры, могущие испортить настроение господина. Она вполне примирилась с мыслью, что вся Италия видит и понимает то, чего не смогли понять во дворце императора Августа.

Фабии нравились стихи Овидия, но и огорчали. Она ревновала его к той женщине, которая была увековечена в звонких строках поэта. Вероятно, она была восхитительна, неотразима. Кто она, эта таинственная Коринна? Она пленила совсем юного Овидия и явилась источником вдохновения. Любители поэзии говорили о Назоне, что он превзошел лучших поэтов Рима, воспевая свою Коринну.

— Фабия, ты хорошеешь с каждым днем! — воскликнул Овидий, целуя руки жены. — Как случилось, что Ливия стерпела твое соперничество? У вас настоящее состязание с помощью умащения.

Фабия посмотрела на Овидия и подумала: «Как он хорош сегодня, такой свежий, бодрый и молодой в свои пятьдесят лет. Он в добром настроении, я не должна его огорчать».

— Мой друг, — сказала она, — мне кажется, что усердие твоей Фабии нужно прежде всего для того, чтобы понравиться своему господину. Я всегда помню о том, что мой Овидий Назон самый великий поэт Рима. А ведь нет на свете занятия, которое бы так украшало человека, как занятие поэзией. Боги покровительствуют тебе, мой Назон, а музы тебя лелеют.

— Пожалуй, что и так, — согласился Назон. — Иначе не было бы мне такого счастья — всю жизнь творить, всю жизнь говорить с музой, всю жизнь заниматься любимым делом. Это великое счастье, моя Фабия. Ты права. Даже представить себе трудно, что было бы со мной, если бы я внял мольбам моего отца и стал бы сенатором. Нет, этого не должно было случиться. Я вижу себя только в роли поэта. Стихи — моя радость, моя отрада, мое откровение. Как хорошо, Фабия, что ты это понимаешь. Однако ты не ответила мне на вопрос о соперничестве с Ливией.

— Ливия пока еще не узнала о том, что я постигла ее тайну, — говорила Фабия, едва сдерживая смех. — Боюсь, что она убьет свою массажистку, когда узнает, что та выдала мне секрет приготовления этого восхитительного умащения. Я отдала ей в награду свой любимый браслет с рубинами. Помнишь, его подарил мне отец в день нашей свадьбы? Я им очень дорожила. Но чего не сделаешь для того, чтобы сохранить молодость и красоту.

— Не пожалела? — рассмеялся Назон. — Впрочем, это лучший способ сохранить свое очарование. Ты права.

За завтраком Овидий много шутил, читал строки из «Метаморфоз», был спокойным, красивым и беспечным, как бывало прежде. Но вот Фабия призналась ему, что сегодня пойдет во дворец к Ливии без него, что императрица задумала пригласить только подруг. И тут Овидий преобразился. Куда девалась его приветливость. Исчезли шутки. Он нахмурился и, глядя на Фабию, строго и сурово спросил:

— Скажи мне, Фабия, что случилось? Вот уже третий раз я слышу о том, что меня не хотят видеть во дворце Августа. Цезарь избегает меня, словно я в чем-то провинился. Но в чем? Не скажешь ли ты мне, моя Фабия? О твоей дружбе с Ливией знает весь Рим.