– Так мне начинать осаду или ты добровольно пустишь меня в Балфурин?

Сердце Шарлотты колотилось так, что кружилась голова.

– Балфурин принадлежит тебе, Диксон.

– А ты? Ты тоже принадлежишь мне?

Шарлотта хотела улыбнуться, но на глаза набежали непрошеные слезы.

– С самого первого дня, – ответила она его собственными словами.

– Ты согласна с моими условиями? – задал он следующий вопрос, касаясь ее губ легчайшими поцелуями.

– Согласна, – прошептала Шарлотта. – Я разделю с тобой все, все свои мысли и воспоминания, я дарю тебе свою верность, свой смех, и свое прощение, и, конечно, свою любовь. – Она вздохнула и обняла Диксона, как прежде, боясь расплакаться, но на сей раз не от печали, а от радости, самой чистой радости.

Эпилог

Шарлотта Хавершем Маккиннон обернулась на звук шагов. В дверном проеме показалась голова Диксона, а потом он и сам поднялся на крышу башни. Улыбка мужа была так заразительна, что Шарлотта тут же улыбнулась ему в ответ. Они расстались всего час назад, а она уже по нему соскучилась.

Сделав несколько шагов навстречу, графиня протянула ему руку. Диксон взял ее. Шарлотта наклонилась и поцеловала косточки на тыльной стороне его кисти, потом присела в безупречном реверансе.

– Милорд, – произнесла она, наклоняя голову.

– Миледи, – проговорил он, вытащил из-за спины вторую руку и раскрыл ладонь.

Поглядывая на мужа, Шарлотта открыла бархатную коробочку.

– Диксон, зачем ты каждый день даришь мне подарки?

– Не каждый день, – ответил он, – а только когда вижу что-то, напоминающее мне о тебе.

– Такое впечатление, что тебе все напоминает обо мне, – лукаво заметила она.

– Что делать, если мой мир – это ты.

Забыв о коробке, она поцеловала мужа.

– Открой, – попросил он.

Шарлотта выполнила его просьбу и обнаружила в шкатулке цепочку из золотых дисков, на которых висели ключи, по виду – золотые. Графиня заморгала, пытаясь прогнать навернувшиеся на глаза слезы. Когда-то она рассказала ему о своих первых мыслях при виде Балфурина, и он не забыл.

– Как красиво! – сказала она и улыбнулась сквозь слезы.

Диксон помог ей застегнуть цепочку на талии и отступил на шаг. Она не успела еще раз поцеловать мужа, потому что снизу раздался крик Мэтью:

– Маккиннон!

Мэтью наконец научился называть своего господина по родовому имени, как будто был истинным шотландцем, а Диксон – его лэрдом. К Шарлотте, несмотря на ее неоднократные просьбы, Мэтью по-прежнему обращался вполне официально. Шарлотта поняла, что с нею он всегда будет держаться несколько скованно.

Мэтью ступил из лестничного пролета, но, несмотря на быстрый подъем, лицо его было мертвенно-бледным, а глаза едва не выскакивали из орбит. Шарлотте он напомнил сову, чье гнездо пряталось в кроне самого высокого дерева в соседнем лесу.

– Маккиннон!

– Что случилось, Мэтью? – спросила Шарлотта. – Гости приехали? – И она посмотрела в сторону дороги на Инвернесс. О Господи, неужели снова явились дамы из «Просветительского общества»? В прошлом месяце Шарлотта получила письмо от леди Элинор. Благородная дама спрашивала графиню, многому ли та научилась за год супружества. В ответ Шарлотта написала, что слишком занята в настоящее время и не может принять у себя членов общества. Некоторые вещи следовало хранить в тайне, и ее отношения с Диксоном, безусловно, относились к этой категории.

Как однажды сказала Мейзи, любовь – лучший из учителей.