Дышал, отдыхивался от кошмара, выпил немножко, закусив корочкой от «бородинского», и отправился к тайнику. С любовью открыл мешок и вытащил вчерашнюю находку. Лист по прежнему пах осенью, но в нем произошли очевидные изменения. Серая, похожая на бумагу дрянь наступала, поглощая разноцветную плоть кленового листа.
– Ах! – чему то испугался Вова. – Ах, – еще раз произнес он, войдя в ванную и обнаружив на старых засохших листьях такие же бумажные уплотнения.
Он не знал, что думать, лежа на своем диване. Он почти не умел думать, а сердце мучилось и ожидало утра…
За день он объехал зайцем все районы Москвы, побывал в десятках парков и на бульварах. Всюду явилась ему одна картина – листва московских деревьев была тотально заражена какой то болезнью. На каждом, даже беспородном листике, выделялись своей мертвечиной бумажные уплотнения.
Вечером Вова вновь достал свой первый осенний лист. Бумага поглотила живую ткань на два сантиметра и на ней, вопящим красным цветом, проявился печатный знак – «№»…
13
Лысого били всем отделением поочередно. Уже третью неделю. Вот ведь странность какая обнаружилась в уроде – то ли он боли не чувствовал совсем из за дебилизма, то ли таким волевым себя считал, что даже не охал от охаживаний резиновой дубинкой по печени и по почкам. Ходили даже смотреть в парашу на следы крови, но там лишь плескалась чистейшего янтарного цвета жидкость. Побить лысого разрешили даже суворовцу Кукину, племяннику майора Газова, ведающего лицензированием оружия. Племяш прибыл в отпуск и три дня провел в отделе, тренируя «лоу кик», пока обе ноги не распухли от каменных боков лысого.
Майор Газов осерчал за свою кровинушку, ступни ног которой не влезали в ботинки, и сам пошел рассчитаться за пацана.
Притащил с собой в камеру пистолет «оса» и пару раз выстрелил резиновыми пулями по ляжкам урода. Пули отскочили от тела, как от металлической стенки, а одна, срикошетив, чуть было не ранила самого Газова.
Выругавшись грязно и громко, майор вытащил из кармана портативный электрошокер и безо всякого сомнения воткнул его зубы в плечо лысого.
Большое безухое тело затрясло, глаза закружились в орбитах, выпал из бледного рта красный язык, и майор, испугавшись, что перебрал, умертвил дядю, отпрыгнул назад, утирая пот с шеи.
Но лысый вовсе не умер. Он прокашлялся и принялся смотреть на Газова глазами, наполненными истинной любовью.
«Так он – мазохист! – догадался майор. – Мы тут силы свои зазря расходуем, калечимся, а он, рыло свиное, кайф получает!»
Газов подошел к закованному в наручники уроду и в сердцах ударил лежащего мыском ботинка прямо в то место, где ранее находилось утерянное ухо. Из дырки потекла сукровица, а лысый заулыбался, как будто ему телка дала, а не башмаком в ухо получил, и заговорил:
– Василий Кузьмич! Василий Кузьмич!..
Потом майор Газов пил кофе в кабинете полковника Журова и говорил начальнику, что он бы таких, как этот лысый, расстреливал без суда и следствия!
– Учинить нападение на сотрудника!
– У нас сейчас не расстреливают, – объяснял Журов. – Мораторий на смертную казнь. В Европу стремимся!
– На хрена?
– Я тебе, Газов, чего, политинформатор?! – вдруг разозлился полковник. – Сам газеты читай!
Газов, который тянул пальцы к сахарнице за шестым куском, отдернул руку и на всякий случай насторожился, чтобы не раздражать начальство.
– И вообще, – недовольно морщился полковник, – чего вы его там прессуете?.. Мужик во всем сознался, скоро в тюрьму переводить будем!
– Оборотень это, – сообщил свою версию Газов. – Не чихнет, не пикнет! А у него такие специалисты побывали, Дахау отдыхает. |