– Знаешь, Душко, будет больно!

– Знаю…

– Это тебе за всех зверей! За тех черных, которых вы мучаете, русские недоноски!.. Есть у тебя крест на шее? – вдруг закричал Зураб. – Я спрашиваю, есть?

– Есть…

– И вот я, православный, буду тебя, православного, сейчас наказывать за то, что ты фашист, за то, что жрешь отобранную у мусульман шаварму, за то, что у старушек нищих десятки отбираете, за всех обиженных вами, ментами, людей!

Душко икнул от неожиданной речи и стал наблюдать, как по проложенным путям к его заду приближается локомотив с красной звездой на носу…

* * *

Первый раз она пропустила бассейн, но не из за того, что не выспалась, а из за странного тоскливого состояния. У нее даже возник вопрос, а нужен ли вообще этот бассейн? Какого черта, в шесть утра?!. Как бы в депрессию не провалиться…

Сашенька лежала под одеялом, накрывшись с головой, и вспоминала Душко. Смешно, но девушка даже не знала имени милиционера. Она была уверена, что парень не вернется, а от того сжимало в груди, словно кто то за сердце рукой взялся…

Ей разрешили не выходить на работу и спокойно отлежаться от пережитых ужасов дома, что она и делала в своей квартирке, все глубже проваливаясь в образ Душко, спрашивая у воображаемой картинки: «Где ты, позвони», – и всякую прочую женскую дребедень.

Он не звонил тягучие минуты, бесконечные часы, три дня вечности. К исходу последнего она потеряла душевные силы окончательно, и сама набрала номер Тверского отдела милиции.

– Рядового Душко, пожалуйста, – попросила дежурного.

– А кто его спрашивает? – вдруг насторожился голос.

– Моя фамилия Бове.

– А по какому вопросу?

– Он что, генерал?

– Нет, не генерал, – ответил дежурный.

– Тогда какого черта!

– Ругаться не надо… Мы сами не знаем, где наш Душко…

– Как это?

– Пропал.

– Как пропал?

– Правда, у него больничный… Но дома четыре дня отсутствует… Полковник его искал…

У Сашеньки все сложилось в голове самым страшным образом.

Она спешно одевалась, не заботясь о гармонии цветовых совпадений различных вещей, может быть, самую малость… Двумя движениями щеточки взбодрила выражение глаз и выскочила на улицу.

Почти час мучилась в пробках, пока не дернула на себя металлическую дверь милиции.

Прошла мимо дежурного и на вопрос: «Куда?», – ответила резко:

– К начальнику!

Полковник Журов пребывал в мрачном расположении духа, так как три дня подряд отбивал лысому почки, печень, мозги, устал, как на строительстве, как если бы сам подъемным краном работал, а результата не получил. Лысый сдаваться не хотел, про себя ничего не рассказывал, лишь продолжал звать милиционера Василием Кузьмичем, а себя Слизькиным. В коридоре ожидал аудиенции старшина Пожидаев, которому жена сшила черную шелковую повязку на утраченный глаз. В ней жирный мент был похож на идиота. Даже сержанту Хренину так казалось. Он сидел здесь же, чтобы поддержать руководство.

– Теряю авторитет! – произнес вслух полковник.

Он поднялся с кресла, подошел к письменному столу сбоку и двинул его слегка бедром. Бюстик Президента упал и разбился. Журов достал из шкафчика новый и установил его на прежнее место. Вроде полегчало… Замечталось о министерстве и красавице секретарше… Именно в этот сладкий момент жизни из коридора донесся шум борьбы. Как женским, так и мужским голосом матерились.

Конечно, Пожидаев не мог спокойно выдержать появления членовредительницы Бове, прыгнул на нее, но из за отсутствия глаза промахнулся.