|
Самая обычная красная пластиковая кнопка, как и положено, находилась на стене возле раздвижных дверей. Еще одна кнопка, подтверждающая вызов лифта, маленькая и неприметная, была вмонтирована в стол. Кроме того, во время трехминутного движения к поверхности капитан должен был позвонить по телефону и подтвердить, что в лифте «свои». Этот странный порядок выхода появился в шестьдесят девятом году (коридоров тогда было только три, а телефон на столе был армейский, железный), после того, как один из эсперов задушил дежурного, забрал его пистолет, поднялся наверх, перестрелял охрану и в течении двух часов делал что‑то со стационарной армейской радиостанцией.
Караульный взвод уложил сумасшедшего без особого труда и дальнейших потерь. Но трехлетняя работа одного из сибирских «ящиков» так и не дала ответа на главный вопрос: что делал эспер, зоолог по образованию, с радиостанцией, почему хиленькие кремниевые транзисторы не перегорают при напряжении двести семьдесят вольт, откуда это напряжение берется, и куда уходит с антенны, закрученной в виде раковины каури. Теперь любой последователь бедного зоолога встретил бы наверху, в «приемной», не только хорошо вооруженную охрану, но и простенькое устройство, при звуке выстрелов или громких криках запирающее двери и наполняющее помещение слезоточивым газом. Если же все было в порядке, то, поднявшись по лестнице из «приемной» — огромного и тоже подземного комплекса, можно было через подвал войти в здание Института средств наглядной агитации — режимного предприятия, призванного повышать моральный дух бойцов когда‑то советской, а ныне российской армии. Из Института, уже без особых проблем, можно было попасть на старую улочку в центре Москвы. Руководство объекта «пси» тихо гордилось двумя вещами: тем, что ни одна иностранная держава не знает о его существовании, и тем, что нигде, даже в Штатах, по данным разведки, подобного объекта нет. Мужчина, сидящий сейчас в деревянной комнате, был одним из эсперов «пси». Насколько он мог судить, их группа насчитывала почти четыре десятка человек, с тремя другими эсперами он даже был знаком. Приложив некоторые усилия, он мог узнать точную цифру, но работа в «пси» давно приучила его не стремиться к излишним знаниям. Через два дня на третий он приходил в Институт средств наглядной агитации, предъявлял пропуск, спускался на минус первый этаж, предъявлял другой пропуск, затем произносил в микрофон стихотворную строфу, которая была паролем этого месяца. Однажды, слегка охрипнув, он продекламировал бессмертную фразу о дяде, который был честных правил, но не в шутку занемог. Пролежав полчаса под дулом автомата на бетонном полу, эспер едва не повторил его судьбу. Уже несколько лет в «пси» собирались установить систему идентификации по сетчатке глаза, но пока дальше разговоров дело не шло. Возможно, потому, что польза «пси» всегда была под вопросом у руководства. Когда‑то мужчина работал во втором коридоре подземного центра. Отсиживая по двенадцать часов в почти такой же комнате, он занимался очень странным делом: размышлял, не запущены ли американские или китайские ядерные ракеты в сторону России? Однажды он почувствовал — болезненно ясно, почти увидел, как из льдистой серой воды выпрыгивают титановые туши «Поларисов», зависают, танцуя на огненном столбе, и медленно отправляются в свой последний путь. Глотая ставший колючим воздух он выбежал из комнаты ПАРАГРАФ ПЕРВЫЙ: В СЛУЧАЕ ПРЕДВИДЕНИЯ… и заорал на дежурного за обитым жестью столом, А ЕСЛИ ОШИБКА? ЕСЛИ БЫ ОШИБКА… ТОЛЬКО БЫ ОШИБКА… спеша успеть, хотя что можно было сделать, если он увидел случившееся? Дежурный, вылавливая телефонную трубку, медленно бледнел. И вдруг эспер почувствовал, как его отпускает, РАКЕТЫ УЖЕ НЕ ВЫПРЫГИВАЛИ ИЗ ВОДЫ, ЗАТО НА РЕБРИСТОМ СТАЛЬНОМ ПОЛУ ЛЕЖАЛ ПОЖИЛОЙ МУЖЧИНА В ЧУЖОЙ ВОЕННОЙ ФОРМЕ, И КРОВЬ ТЕКЛА ИЗ ПУЛЕВОГО ОТВЕРСТИЯ В ВИСКЕ как будущее, не успев случиться, становится лишь возможным. |
