Что ей понадобилось? Быть может, эта серебристая красотка шла по следам раненой Дарёны, дожидаясь, пока та потеряет силы и упадёт, а может, просто учуяла кровь и прибежала в надежде урвать кусок. Как бы то ни было, её оскаленная пасть угрожала девушке, и Млада, упруго вскочив и приняв боевую стойку, зашипела. Оборотень пригнул голову и издавал рычание вперемешку с хрипом и храпом, не собираясь, по-видимому, отступать. С обнажённых клыков капала слюна, на носу собрались складки, а из глаз лился зелёный горький яд ненависти.

Прыжок — и два зверя сцепились, покатились по сырой траве рычащим и воющим клубком. Казалось, надкусанная луна дико скакала в небе, не зная, за кого из противников болеть, лес тоже напряжённо следил за поединком, оказываясь то слева, то справа, поддерживая то кошку, то пса… Ударом широкой когтистой лапы Млада раскроила супостатке морду — на той наискосок пролегли кровавые полосы, слегка подпортив красоту. Рявкнув, оборотень яростным сгустком ожившего пепла вонзил зубы в плечо кошки… Чёрная с алыми сполохами пелена боли на миг застлала взгляд Млады, а в ушах глухо, как удары кулаками по подушке, застучало сердце тьмы. Казалось, это сама хмарь намертво впилась в её тело клещом — не отодрать. Если отцепится, то только с куском мяса.

Нужен был свет Лалады. Стряхнув жгуче-маслянистую завесу боли, Млада устремилась мыслью в ослепительное солнечное небо, к неиссякаемому источнику силы… Оттуда ей в сердце упал тёплый золотой луч, который кошка с благодарностью поймала и направила в левую переднюю лапу, в тот миг наилучшим образом готовую к удару. Расправленные когти полоснули по серому боку оборотня, оставив на нём глубокие алые борозды, и серебристый зверь, заскулив, отпрянул. В зелени его ошалелых глаз застыло выражение дикого страдания, из горла вырвался почти человеческий влажный хрип. Съёжившись и хромая на обе левые лапы, точно они у него отнялись, серебристый зверь начал пятиться прочь. Сердце кошки билось устало, но торжествующе… Млада чувствовала, что сейчас ей ничего не стоило кинуться, налечь сверху и впиться смертельной хваткой противнице в хребет; одно сжатие челюстей, рывок — и кости хрустнули бы, но она дала оборотню уйти. Не хотелось бросать на радость от встречи с Дарёнкой кровавую тень убийства.

Девушка лежала в траве без чувств. Ночной ветер гладил и холодил раненое плечо кошки, в горле и груди что-то отвратительно булькало, а свет луны затянула чёрная завеса. Хмарь одолевала Младу, проникая в рану склизким червём и вытягивая силы… Настала пора уходить из этих земель.

Млада вернулась в человеческий облик, и осенний холод сразу обнял голое тело. Покосившись на раскуроченное зубами оборотня плечо, женщина-кошка поморщилась и закашлялась. Ничего, к утру заживёт. Это человеку нужно было опасаться укусов Марушиного пса, а на дочерей Лалады они не действовали.

Однако, студёно… Следовало спешить. Млада нашла в траве рядом с девушкой кольцо, надела его ей на палец и подхватила свою драгоценную, но ещё ни о чём не подозревавшую избранницу на руки, покряхтывая и стискивая зубы от боли в плече. Проход был рядом — переливался лиловым и голубым неярким сиянием, и Млада шагнула в него вместе со своей ношей.

Печь ещё дышала теплом, не погашенная лампа дотлевала на столе маленьким голубоватым огоньком. Опустив Дарёну на лавку, Млада подлила масла, и язычок пламени сразу вырос и окреп, стало светлее. Поставив лампу на печную полочку рядом с горшками, женщина-кошка склонилась над бесчувственной девушкой. Мокрая и грязная нищенская одежда липла к телу Дарёны, и Млада освободила её от этих выцветших ветхих тряпок… Та только постанывала в полузабытье, не чувствуя, как её раздевают.

Боль в ране забылась: на Младу смотрела розовыми сосками девичья грудь. Не огромная, как коровье вымя, а нетронутая, ещё не познавшая родов и кормления, невинная и юная, вся умещавшаяся в ладонях.