– Какая подлость!

– Тебе смешно, а я так красиво всё придумала. А она!.. Она мне нравилась.

– А ты не замечала, что уже не первый случай?

– В смысле?

– Ты как-то говорила, тебе кажется, будто мой Н. выдумка – так я о нём рассказываю, что не верится. И про М. ты это подозревала.

– Может, всё дело в том, что я их никогда не видела.

– Так я твоего Л. тоже никогда не видела, но мне в голову не приходит сомневаться.

Между нами действительно не водится привычки показывать друг другу мужчин. Не из бабских опасений, но обеим нравится разделять свою жизнь на сегменты: здесь дружба, здесь работа, а здесь любовь. Я, например, не хочу, чтобы моя подруга, знающая меня довольно независимой, увидела, какая иногда восковая, какая покорная я бываю.

– Видимо, мне кажется, что у каждой порядочной женщины должен быть воображаемый друг. Ей должно хватить ума и таланта, чтобы довести свой мир до идеального состояния и при этом не стать слишком уязвимой для какого-то «всего лишь мужчины». Хочется слияния и безопасности. А ведь надолго не выходит.

– Нет, ну есть ж твой Л., который души в тебе не чает. Сколько у вас уже длится, пару лет? К тому идёт, что ты к нему переедешь.

– Не начинай опять. Мне нравится жить одной, к тому же у него аллергия на кошек, и куда я своего кота? Но у нас всё хорошо. Надеюсь, Л. ещё долго будет живым ради меня. Ну, не сделает ничего такого… Ладно, я поняла, похоже, и правда какой-то мой тайный заскок, с воображаемыми-то. Чаю хочешь? Л. «Белый пион» подарил.

– Давай. Только скажи сначала. Так, на всякий случай. Твой Л., он действительно существует?

– Конечно. И жасмина добавлю, а то пион сам по себе простоват.

«Конечно, Л. существует. Даже больше, чем ты и я».

А у меня скоро будет любовь

Я несла белокожие нарциссы – сорный сорт с красным ободочком, а вокруг задницы у меня был обвязан развевающийся шёлковый шарф, и когда шла мимо местных подростков в спортивном, кто-то из них сказал:

– Какая весенняя девушка.

Уж если гопота запуталась в лексических пластах, значит, лето ещё не скоро.

Эти цветы я купила сама, у трамвайной линии, пятнадцать штук за сто двадцать рублей, и когда искала по карманам мелочь, к нам с торговкой пристал попрошайка, протянул левую руку, показывая пальцы с обрубленными первыми фалангами, и строго сказал:

– В тяжёлом состоянии.

Мы обе посмотрели на него угрюмо – тётке он портил торговлю, а я обиделась за неё: по мне, так пожилая приличная дамочка, в одиннадцать вечера вынужденная вытаптывать на остановке четыре бакса, находится в более тяжёлом состоянии.

А предыдущие, сирень, я получила в подарок.

Мы гуляли в ботаническом саду, а когда расставались у метро, моя спутница отошла на минутку и вернулась с фиолетовым букетом. Надо же, внимательная, – я рассказывала ей, что белая слишком душная, а про персидскую мама говорила, что пахнет покойником. И эта женщина выбрала правильную, и я сразу нашла пятилепестковый цветок, загадала желание и съела.

А до того мы сидели под сосною. Точней, полулежали на моём розовом палантине – хотя это парадное слово не очень подходит для двухметрового куска линялого хлопка, который я уже много лет таскаю за собой по кустам и пляжам разных морей.

Я как раз пыталась процитировать ей стихи Саши Переверзина, но не с моей памятью, я это не умею и не запоминаю стихи:

– «На пригорке там повыше посуше», как-то так, «там сосна еще стоит под сосною», короче, хорошие, поищи потом.