Существо глядело на Олега округлившимися глазами без малейших надежд на взаимопонимание.

— Ош, — вклинился вдруг в разговор Ларс. — Ты знаешь, что это?

— Ош? — повторила Катарина. — Ош... Ну конечно же. Я припоминаю.

Лазурные глаза сузились, словно выражая радость от самого факта пробуждения памяти.

— Расскажи нам.

— Ох... Я не сильна в сказаниях. Мои собеседники давно истлели, мой язык с трудом подбирает слова. А Ош это... пристанище... для путников из тысяч миров.

— Путников? — переспросил Миллер. — Но мы никакие не путники. Уж я-то точно нет. О чём ты толкуешь?

Шея Катарины задрожала, из огромного рта полились звуки напоминающие извращённое подобие смеха.

— Все мы — путники, — произнесла она со вздохом.

— Последнее место, куда я шёл, перед тем, как попасть сюда, это сортир.

— Раньше. Вспоминай. Что было раньше?

— Хм... Просидел весь день за бумажками в участке, — начал Миллер описывать последний день привычной жизни. — Вечером сел в машину и поехал домой. По дороге заскочил в супермаркет. Купил пожрать. Помню, ещё посрался там с двумя черномазыми, которые продавца донимали, тупые обезьяны. Ткнул в чёрные рыла жетоном, ублюдки и свалили. А я поехал домой. Пожрал, пошёл в сортир. А когда вернулся, началась вся эта грёбаная хрень.

— Ты не вернулся.

— Что? Да нет же, я...

Катарина приблизилась к Миллеру и втянула воздух расширившимися ноздрями:

— Ты вообще не выходил из того су... супер...

— Супермаркета, — подсказал Дик, с нетерпением ожидающий разъяснений.

— Да. Новые слова... Я не понимаю их. Слишком долго одна здесь...

— Ты говорила, что я так и не вышел из супермаркета, — напомнил Миллер.

— Верно. Те черно... мазые. Они... Я чую злобу. Между вами. Смертельную злобу. Они хотят, чтобы ты умер.

— Ещё бы, — ощерился Дик.

— Они выходят из супермаркета. Ты платишь лавочнику...

— Да, и еду домой.

— ...Они возвращаются. У одного из них в руке странная блестящая вещь. Она... Как громко. Слишком громко, — Катарина зажмурилась, словно испытывая физическую боль. — Ты падаешь... Падаешь... О, какая сладость...

— Что? — Миллер стоял с открытым ртом, не обращая ни малейшего внимания на зловонные миазмы, пропитавшие воздух вокруг. — Какого хера? Что ещё за сладость?

— Я был прав, — выдохнул Клозен. — Мы — мертвецы.

— Это правда?! — Дик едва удержался, чтобы не схватить Катарину за оттопырившуюся в жутком подобии улыбки губу и подтянуть ещё ближе к себе. — Я сдох?!

— Нет, шумный человечек. Ведь ты здесь.

— Говори прямо — мать твою! — Что со мной произошло?! Что это за срань кругом?! — воздел Миллер руки к уходящим вверх стенам колодца, едва не задев мечом Клозена. — Говори!!!

— Ти-и-ше, шумный человечек, — прошипела Катарина, чуть отступив. — Будь учтив. А не то...

— А не то что?!

— Тихо ты! — схватил Олег Миллера за вооружённую руку.

— Я хочу знать!!! — оттолкнул его Дик, и снова обратился к угрожающе выгнувшей шею Катарине: — Что со мной? Что с моим телом? Я схлопотал пулю, да? И где я теперь? Где моё грёбаное тело? В морге? В реанимации? Это кома? Да? Я лежу под капельницами, с трубкой в глотке и брежу?

— Нет, глупый шумный человечек, — медленно промолвила Катарина. — Твоё тело здесь. И только здесь. И здесь останется, до тех пор, пока не смешается с грязью, истлев. Ош — вот всё, что есть теперь у тебя.