— Да, можно и так считать. — Брум рассмеялся. — Тебе я расскажу поподробнее. Два года назад ушел из бостонской полиции. Из-за взятки. Я действительно получил кое-что, но основная часть пошла наверх. Обычное дело — крыша для букмекеров и подпольного тотализатора. Если бы я поднял шум о том, что знал, против меня сфабриковали бы дело, понизили в должности или выгнали бы. И я дал слабину. Досадная ошибка.

— А каким боком ты влез в местные дела?

— Считай, что я вольный стрелок. Ищу запрятанные клады.

— Золото контрабандистов?

— Это все вздор. Если на Маквиде и было что припрятано, то оно либо сгорело, либо было увезено монахами, либо найдено кем-то, кто скрыл это, чтобы не платить налоги.

— Продолжай, — подстегнул его Сэм.

— Это все, что я хотел сказать. Теперь — твоя очередь.

— Ты выставил себя копом перед Ферн. У тебя была бляха.

— Такую жестянку может достать каждый. У меня есть частная лицензия от штата Нью-Йорк, но здесь она, разумеется, не имеет никакого веса. Я прихватил ее с собой с целью произвести на кого-нибудь впечатление.

— Уордену известно, кто ты на самом деле?

— Нейт что-то подозревает.

— Что произойдет, если я скажу Уордену, где деньги?

— С тобой — ничего, так как они могут тебя использовать, а со мной… Мне перережут горло, потому что я им не нужен.

— Как они могут использовать меня?

— Спроси Нору. Она знает.

Сэм молча проковылял в ванную и, наполнив стакан водой из-под крана, с жадностью выпил ее. Из ванной на ту же сторону, что и окна спальни, открывалось крохотное окошко. Дверь в ванной была одна. Сэм посмотрел на свое отражение в зеркале и скривился при виде ран и ссадин, обезобразивших его лицо. Нора кое-как обработала их, и выглядел он, как тореадор после боя с быком, который он вел одной рукой и проиграл. Открыв настенный шкафчик, он обнаружил в нем лишь зубную пасту, две новые зубные щетки и свои золотые часы. Он надел их и вернулся в спальню.

Из-за двери была слышна беспокойная поступь добермана, и хотя других звуков Сэм не слышал, он сомневался, что дом пуст. Эли Брум вытянулся на кровати, подложив руки под голову.

— Побереги силы, Сэм, — со смешинкой в голосе заговорил он. — И не позволяй прекрасной Норе обманывать себя. В ту самую минуту, когда ты сообщишь им, где находятся деньги, с моих плеч слетит голова.

— Ты так уверен, что я знаю, где они?

— Давай рассуждать. Деньги были у Лаймана. У Уордена их нет, у меня — тоже. Методом исключения определяем: Уорден ищет их, я ищу, а ты нет. Значит, ты знаешь, где они.

— Может, Лайман спрятал деньги и никто из нас никогда не найдет их.

— Сомневаюсь. Ложись и расслабься, Сэм.

— Я волнуюсь за Ферн.

Брум перевернулся на бок и оперся на локоть.

— Я думал, ты сходишь с ума от Норы. — Брови Брума удивленно поднялись вверх.

— У Норы все в порядке.

— А ты начинаешь кое-что понимать, — произнес Брум. — Насчет птичек и пчел. Возьмем, к примеру, пчел. В частности, матку. Ты много знаешь о матке, Сэм?

— Ты несешь чушь, Брум.

— Слушай и учись. Все считают матку замечательной пчелой. В действительности она — деспот, хапуга, убийца. Она использует трутней для собственного удовольствия, заставляет рабочих пчел заполнять ее улей медом. — Брум сделал паузу. — Нора — матка. Матка, использующая мужчин для собственного удовольствия и обогащения, и когда она прерывает с ними отношения, ей совершенно наплевать, будут они жить или умрут.