Это мой мир. Мир, где я уже очень давно существую под толщей темной воды тихого озера наполненного тоской и болью. Иногда, очень редко, меня касаются лучики скупого солнца. Я чувствую их. Эти мгновения, кажутся мне сокровищами, которые жизненно необходимо сохранить и спрятать. Чтобы однажды, стылой зимней ночью, я могла согреться, вспоминая о них или перестать задыхаться и справиться с темными кругами перед глазами, когда кажется ещё немного и тьма просто раздавит меня. Иногда мне снится странный сон… Возможно, но только возможно, что это действительно обрывки прошлого, о коем я совсем не помню. В этих снах мне так больно, что я не могу осознанно смотреть на мир вокруг. Кажется, что вокруг ненасытное пламя, что слизывает своими языками мясо с моих костей. Я была бы рада закричать, но не могу сделать и вдоха. Всё проходит с тихим голосом, что забирает боль, укутывая меня в странный кокон, сотканный из безмятежности и покоя. Он просит, чтобы я помнила; чтобы не смела забывать. Но, я слышу в нем грусть и тоску и точно знаю, что он не верит, что я смогу сохранить эти воспоминания. Мне хочется заверить его, что я ни за что не забуду его! Но я уже не помню, кто он… Кто же он? Лишь яркие звёзды, что кружатся в небесной темноте… Вот, пожалуй, и всё, что мне-таки удалось запомнить. Жаль.

Блок. Удар. Разворот. Удар. Перекат. Очередной блок. Треск ломаемой палки. Ты совершенно не обращаешь на это внимание. Не имеет значения, даже если у тебя теперь вместо одного шеста два коротких. Ты продолжаешь бой так, как если бы от этого зависела твоя жизнь. Лучшее лекарство от тоски — это боль, что выбьет из тебя остатки сил, которые нужны на то, чтобы жалеть себя. Каждый раз я дерусь так, как будто ещё миг, и я перестану существовать. Неважно, тренировка это или в серьёз, я всегда буду гореть. Пусть пламя и оставило моё тело, но не душу. Я никогда не смогу избавиться от этого.

— Бешенная, — шипит наставник, когда я под немыслимым углом ухожу от его удара, тут же разворачиваюсь и бью, не глядя ни куда, ни как это может ему навредить. Я никогда не буду жалеть того, кто решил поднять на меня оружие. Ярость, что беспомощно тлеет в моём сердце, знает лишь единственный способ насытиться и уснуть. Отдать всю себя без страха, без сожалений. И пусть он сильнее, а один его точный удар в солнечное сплетение выбивает воздух из моих лёгких, заставляя харкать кровью на едва выпавший снег, это не имеет значения. В следующий раз я стану лучше. Стану сильнее. Кровь будет не моей.

— Сумасшедшая девка, — прошипел он, протягивая мне руку, чтобы я могла подняться с колен, прекрасно понимая, что я её не приму.

— Заживет, — сплюнув кровь и проигнорировав его ладонь, заставила подняться себя на ноги. Ноги моя самая слабая сторона. И, тут неважно, что они покрыты шрамами от былого. Хуже то, что тогда же были задеты и мышцы. Стоит перетрудить левую ногу, как её начинает сводить судорога.

— Будь ты парнем, какой бы эвей получился бы, — тяжело вздохнул Рэби. — То, что так давно надо дому Игнэ.

— Неважно, какого я пола, — хмыкнула я, посмотрев в глаза наставнику, — в моём случае это не имеет значения, сам знаешь. Да и полноценным эвейем мне не стать, — фыркнула я, отбросив черные пряди волос за спину. — Ещё? — изогнув бровь, поинтересовалась я, выразительно подкину в остатки шеста в руках.

— Нет, уж, — отмахнулся Рэби, потирая ушибленную совершенно лысую голову, — и, так рог с минуты на минуту вырастет, только второго мне не хватало. Да, и госпожа велела, чтобы ты зашла к ней, как только минует час крысы. Так, что, не сегодня, — покачал он головой.