— Тогда, тогда… — глаза Марка начали слезиться, — тогда скажите мне, пожалуйста, что со мной происходит?

— Нет, нет, нет. — Хаберланд сложил руки, как для молитвы. — Так это не работает. Поверьте мне. Любое познание бесполезно, если идет не от вас, а извне.

— Что за дерьмо! — крикнул Марк и ненадолго закрыл глаза, чтобы лучше сконцентрироваться на боли в плече. Прежде чем продолжить говорить, он сглотнул кровь, которая собралась у него во рту. — Немедленно скажите мне, что здесь происходит, или, Богом клянусь, я вас убью.

Теперь он целился профессору уже не в голову, а в печень. Даже если он немного промахнется, пуля повредит жизненно важные органы, а медицинская помощь все равно не успеет подъехать сюда вовремя.

Но Хаберланд и бровью не повел.

— Ладно, — сказал он спустя какое-то время, в течение которого они молча смотрели друг на друга. — Вы хотите знать правду?

— Да.

Профессор медленно опустился в вольтеровское кресло и склонил голову к камину, в котором все сильнее полыхал огонь. Его голос перешел в едва слышимый шепот.

— Вы когда-нибудь слышали историю, а потом жалели, что узнали, чем она закончилась? — Он повернулся к Марку и с сочувствием посмотрел на него: — Не говорите, что я вас не предупреждал.

3

Есть люди, которых мучают предчувствия. Они стоят на тротуаре, видят проезжающую мимо машину и замирают. Машина самая обыкновенная, не надраенная до блеска, не слишком грязная. И водитель не отличается от других безымянных лиц, которые ежедневно мелькают перед глазами. Он не стар и не молод, не вцепился в руль и не разговаривает по громкой связи, одновременно что-то жуя. Он увеличивает скорость лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы подстроиться под скорость движения потока. Ничто не указывает на грядущую катастрофу. И тем не менее некоторые люди оборачиваются — по причине, которую позднее не могут объяснить полиции, — и смотрят вслед этому автомобилю. Задолго до того, как увидят воспитательницу детского сада, которая напоминает своим хрупким подопечным, чтобы те держались за руки, переходя через дорогу.

Марк Лукас тоже относился к «судьбочувствительным», как его всегда называла жена Сандра, хотя у него этот дар был выражен не так сильно, как у его брата. Иначе шесть недель назад он, возможно, предотвратил бы трагедию. Кошмар, который, похоже, повторялся в эту секунду.

— Стой, подожди еще немного! — крикнул он тринадцатилетней девочке, стоящей наверху.

Она застыла на краю пятиметровой доски для прыжков в воду, обхватив руками ребра, которые проступали под тонкой тканью купальника. Марк не знал наверняка, что заставляло ее дрожать — холод или страх прыжка. Снизу из пустого бассейна этого было не различить.

— Пошел на хрен! — огрызнулась Юлия в мобильник.

Марк задавался вопросом, как они вообще заметили худенькую девочку там наверху. Как-никак бассейн Нойкёльн уже несколько месяцев был закрыт. Видимо, Юлия привлекла внимание какого-то прохожего, который и вызвал спасателей.

— Пошел на хрен! Отвали, наконец, от меня!

Она наклонилась вперед и посмотрела вниз, словно ища подходящее место для удара о грязный кафель. Где-нибудь между большой лужей и кучей листвы.

Марк покачал головой и прижал телефон к другому уху:

— Нет, я останусь здесь. Такую возможность ни за что не упущу, милая моя.

Он услышал за спиной шорох и взглянул на командира отряда службы спасения, который с четырьмя помощниками и матом для приземления стоял на краю бассейна.