Изменить размер шрифта - +

С перепродажей опиума торгашам помельче и контролем наших собственных курилен Шарль Фаре справлялся просто идеально, но как человек вызывал у меня откровенную неприязнь. Иной раз, узнав об очередной малолетней любовнице этого растлителя, даже чесались руки его оскопить, вот только замены Фаре не было; приходилось терпеть.

Я задумчиво кивнул, хрустнул костяшками пальцев и уточнил:

– Что-то еще?

Дега без промедления выдал:

– К полудню зайдет Юлиус. Надо полагать, родил очередную гениальную идею.

– К бесам его идеи, – поморщился я.

Старшину работавших от нас нищих постоянно что-то не устраивало, и он вечно пытался выбить из меня какие-то послабления. Получая очередной отлуп, на какое-то время успокаивался, но вскоре вновь принимался за старое.

– Еще Вероника просила выделить сто крон на ремонт борделя.

– Пусть оставляет из выручки. Возврат поставь на лето подекадно равными платежами.

– Боюсь, ее такие условия не устроят.

– Других не будет.

– Хорошо, передам. – Помощник перевернул лист, сделал очередную пометку и вздохнул: – Теперь о неприятном. В пахартском квартале какие-то залетные ухари начали трясти торгашей.

– Много натрясли?

– Вы ж знаете этих язычников, слова из них не вытянешь! – фыркнул Дега.

– Что Эл Руш?

– Еще на той декаде приболел, а его люди только руками разводят. Послать туда Хмурого?

– Нет, – решил я. – Вызови его, сам переговорю.

– Как скажете, – произнес помощник с едва уловимым раздражением.

Хмурый – главарь ходившей подо мной шайки головорезов, знал себе цену и не раз осаживал желавшего покомандовать им Клааса.

– Надеюсь, это все?

– Все, – подтвердил Дега и закрыл планшет.

– Вот и замечательно.

И я закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.

Утомил.

 

Вино было моей слабостью.

Вино и красивые женщины, но жизнь научила не смешивать одно с другим.

В ресторации я первым делом отправился в натопленную бендешку, сполоснулся в лохани с горячей водой и, переодевшись в чистое, поднялся в рабочий кабинет.

– За Хмурым уже послали? – спросил дожидавшегося меня в приемной Клааса.

Обретался Хмурый со своей шайкой на застроенной трущобами окраине, в пресловутой Акульей пасти, куда стражники заходили только от большой нужды и числом никак не менее дюжины, и все бы ничего, но путь туда был очень уж неблизким.

– Отправил мальчонку, – подтвердил Дега.

– Отлично, – кивнул я. – Шарль подошел?

– Нет пока.

– Тогда неси отчетность, подобьем цифры.

– Я могу сам…

– Неси!

Сверка ежедекадной отчетности – дело небыстрое. Пусть доходы и расходы загодя просчитаны счетоводами, но всякий раз возникало множество неувязок, и приходилось самолично рыться в долговых расписках, векселях, актах взаимозачетов и платежных ведомостях.

Я это занятие не любил. За всякой строчкой скрывалось какое-то преступление, за каждой кроной стояли боль и страх, чье-то несостоявшееся будущее. Утешала лишь мысль, что в гроссбухах налоговой канцелярии королевского казначейства поломанных судеб куда как больше. И все равно – не любил.

Поэтому, когда с подсчетами было покончено, я с нескрываемым облегчением перевел дух и приказал Клаасу:

– Тащи жаровню.

Помощник сдвинул картуз на затылок и предложил:

– Не проще в кочегарке спалить?

– Не проще, – отрезал я.

Быстрый переход