Оставили в живых, рассчитывая использовать в разыгрываемой сложной партии. А они сумели сломать выстроенную на шахматной доске позицию, седлав сразу несколько удачных ходов, перехватив, как считали, инициативу.

Поэтому только удар на опережение! Сразу в несколько уже их слабых мест. И первым делом по тому самому целибату – основе бытия всех священнослужителей, подвластных Святому Престолу. Пребывая очень долгое время вице-канцлером Святого Престола, Родриго Борджиа имел доступ ко всем документам канцелярии и выносил решения по немалой части действительно важных дел. Оттого насмотрелся… разного. Огромное количество просьб о признании незаконных детей как раз от тех священнослужителей, кто происходил отнюдь не из простого народа. Таковые по негласной традиции полагалось удовлетворять без особых промедлений и даже без «приложения весомой благодарности». Большинство кардиналов сами были, что называется, не без греха, поскольку являлись нормальными, здоровыми мужчинами. А вот простому духовенству было куда хуже и сложнее.

Другое и очень немалое число бумаг, касающихся иной стороны, куда более тёмной и по возможности скрываемой. Той, что творилась как в монастырях, так и вне оных. Содомский грех, цветущий пышным цветом почти во всех обителях и приходах. Развращаемые взрослыми монахами юные послушники через какое-то время сами развращали юных мальчиков. Порой уговорами, порой угрозами… часто и грубой силой. Порочный круг, выхода из которого просто не существовало, помимо одного. Разорвать этот самый круг! Только пойти на такой шаг означало перевернуть церковный мир, точнее даже вывернуть его наизнанку, получив мириады проклятий как раз со стороны тех, кто привык проворачивать свои содомские забавы в тишине монастырей и под опосредованной защитой того самого целибата. Родриго Борджиа знал, что и кое-кого из его предшественников, носящих тройную тиару, были подобные мысли. но никто так и не решился сделать подобный шаг. Кто-то из чувства страха, иные из опасений сделать только хуже, чувствуя отсутствие у себя за спиной действительно мощной поддержки. Зато у него, Борджиа, таковая имелась. Сразу с нескольких сторон.

Не целибатом единым. Реформа должна была запретить такое явление как индульгенции, особенно их продажу, которая очень у многих вызывала непонимание, а порой и ощутимое раздражение. Предыдущие понтифики любили порой использовать продажу оных как средство наполнения казны, но стоило ли оно того – большой вопрос.

На фоне двух столь значимых изменений остальные несколько блёкли, но также были довольно важными. Изменение отношений святого Престола и монашеских орденов, осторожный намёк на то, что понтифик не обязан «нести великое, но тяжкое бремя тройной тиары» до своей смерти, если более не чувствует в себе прежних сил и желает, чтобы ему на смену был избран другой. Последнее являлось на деле очень важным, многое позволяющим. Средство при необходимости, чувствуя приближающуюся даже не смерть, а усталость разума, передать власть преемнику. Именно преемнику, поскольку хоть голосование кардиналов и будет, но вот средства повлиять на оное у пусть отрешившегося от власти, бывшего, но всё же понтифика сохранятся.

Всё перечисленное должно было окончательно разъярить и так явных врагов Борджиа и в то же время склонить на их сторону тех, кто хотел изменений в церкви, но помогающих идти вперёд, а не пятиться обратно, во времена… не самые лучшие, наполненные излишней кровью, причём принадлежащей тем, с кем можно было и договориться, в отличие от тех же мавров или османов.