Александр VI шёл к предназначенному для него месту на возвышении и видел их всех. Вот кардиналы во главе с вице-канцлером Асканио Сфорца. Не самый лучший среди возможных, но лишать род Сфорца сего важного поста было бы совсем неразумно, учитывая то, кто именно теперь правит Миланом. Да и понял уже старина Асканио, что даже после того как он, нынешний понтифик, отправится на небеса, следующим папой станет кто угодно... но из носящих фамилию Борджиа.

Другие кардиналы и епископы, в глазах и на лицах которых отражались все чувства, от преданности до почти не скрываемой ненависти. Последних тут, в Риме, почти не присутствовало, но кое-кто ещё «украшал» своими персонами Вечный Город.

Герцог Пьеро Флорентийский и герцогиня Катарина Миланская, Медичи и Сфорца… неожиданно для самих себя ставшие надёжными союзниками сперва Борджиа, а потом и королевства Италия. Яркие и значимые для всех собравшихся символы свершившихся за краткое время перемен. Эрколе и Альфонсо д’Эсте, отводящие взгляд и в то же время понимающие, что или перед венецианским дожем или перед Борджиа преклонить колено всё равно придётся. Время малых италийских государств стремительно уходит и в их силах лишь продлить агонию полной самостоятельности, но никак не остаться в прежнем положении.

Посланник Испании… этот спокоен и доволен, считая, что всё пока идёт согласно желаниям Их Величеств Изабеллы и Фердинанда. Представитель Бретани, всем видом выражающий готовность поддержать любое начинание Борджиа – краеугольного камня сохранения независимости герцогства, слишком слабого чтобы тягаться с всё ещё могучей Францией.

Благожелательный интерес Наварры, этого маленького королевства, родственного династии Трастамара. Настороженность и в то же время хищное любопытство от англичанина и шотландца. Особенно от первого, ведь король Генрих осторожно так пытается оторвать от Франции некогда принадлежавшую его короне Гиень, а может и что поближе к Кале.

Чистейшая ненависть представителя Людовика Французского, подозрение венгерского посла, холодная любезность польского, литовского, подозрение Священной Римской империи, которая сама хотела бы получить определённые выгоды, но фортуна пронеслась мимо. Венецианцы, мантуец… Но вот уже и пора говорить. Речь из числа тех, которые редко когда выпадает произносить. Очень редко даже для королей, понтификов, императоров… Но он уже не раз испытал на себе подобное. Осталось только начать.

- К вам обращаюсь я, дети мои, братья и сёстры, прибывшие из разных стран в этот древний и великий город. Отозвавшиеся на просьбу прибыть и выслушать меня, скромного служителя высшей силы, чей взор постоянно наблюдает за делами и даже замыслами нашими. Италийцы и испанцы, германцы и бритты, скотты и венгры, дети иных народов… Все мы разные, у многих есть злость и обида к другим тут присутствующим, это известно как вам самим, так и мне, сюда всех пригласившему и радующемуся прибытию каждого. Ведь, невзирая на все возможные розни, есть куда больше того, что должно объединять всех нас. Нас, но не тех, кто враждебен всему тому, что дорого и свято для объединённых по положению земель своих, по языкам своим и ценностям зримым и духовным. Семьи и вера, идеалы и родные стены, земля, небо над головой… И вот уже много лет нависшая над нами угроза. уподобившаяся не единому мечу дамоклову, а мириадам таковых. Видимая прозорливыми, осознаваемая мудрыми, предчувствуемая остальными, пусть даже не готовыми признаться.