Еремеев разделал макрель на куски для провяливания. Он обыденно выполнял работу, ставшую привычной и необходимую для того, чтобы выжить. Но мысли возвращались к главному вопросу: какая сволочь бросила их на верную гибель? Кто отдал приказ? И чем он мог быть вызван?

— Надо было нам перемочить их всех, — неожиданно сказал Кисляков.

— Кого? — удивился командир.

— Американцев. Захватить лодку — и дело с концом! Сейчас бы уже были дома.

— Больно ты быстрый. Перемочить… За что? И разве это так просто?

— Просто, сложно… Я вернуться хочу! Посмотреть в глаза сукам, которые нас уже похоронили с воинскими почестями! Знаю я эти почести! Закопали гробы с камнями да дали залп… Квартиру Нинке небось никто не выделит, так и будет мыкаться с девчонкой по углам! И за нас ни с кого не спросят — спишут, и дело с концом!

Его спутники тяжело вздохнули. Скорей всего так и будет. Подумаешь, три человека! Сейчас целые дивизии списывают, и ничего!

Ход мыслей преданных начальством «тюленей» был верным: жертва пешек — обычное дело в любой игре. Но в данном случае игра имела продолжение и ставила целью низвержение более крупных фигур. А потому безболезненного «списания» пропавших не произошло.

Генерал Верлинов возглавлял служебное расследование в ранге специального представителя Президента. Он занимал свой собственный кабинет в бывшем одиннадцатом отделе, а ныне Управлении по безопасности специальных технических объектов. Напротив, за приставным столиком, сидел седой, просоленный морскими ветрами и сильно загорелый командир специальной плавучей базы, замаскированной под болгарское научно-исследовательское судно «Солнечный берег». За десятилетия нелегальной работы он забыл свою настоящую фамилию и привык к конспиративному болгарскому имени и цифровому псевдониму «четыреста двадцать восьмой». И то и другое ему порядком осточертело.

— Где эти люди? — повторил вопрос Верлинов. Энергичный и целеустремленный, в отглаженном и безупречно сидящем генеральском мундире, он разительно отличался от заметно подавленного полковника, на котором нелепо топорщился китель с чужого плеча: на «ковер» полагается являться в форме, а «четыреста двадцать восьмой» всю службу проходил в тельняшке да штатских костюмах.

— Они спустились на глубину, в это время власти собрались произвести досмотр «Солнечного берега», я запросил Центр и получил приказ покинуть территориальные воды Греции…

Голос полковника звучал глухо, и смотреть Верлинову в глаза он избегал, хотя старался, чтобы это выглядело естественно: то рассматривал свои туфли, то обшаривал взглядом кабинет.

— Выполняя приказ, я поднял колокол и ушел в нейтральные воды. О судьбе водолазов мне ничего не известно. Связь с ними отсутствовала.

— Значит, вы бросили товарищей на гибель?

— Я выполнил приказ, — повторил «четыреста двадцать восьмой». Он все решил для себя тогда, когда приказал поднять пустой колокол. И рассчитал, что приказ защитит его от неблагоприятных последствий. Но лица оставленных в пучине людей навсегда врезались в память.

— Иначе база была бы расшифрована и разразился международный скандал.

— Кто подписал приказ?

Верлинов спрашивал для диктофонной записи. Копия шифротелеграммы уже лежала у него в папке.

— Полковник Дронов.

Недолго занимавший должность начальника управления Дронов оглушенно расхаживал по коридору. Увидев Верлинова, он потерял дар речи, а прочтя предписание на проведение служебного расследования, понял, что судьба его предрешена. И учреждение гудело, как растревоженный улей: "меняется власть… ", "никакой он, оказывается, не предатель — видно, выполнял особое задание… ", "еще бы, полномочия от самого Президента… ".