Поэтому в самой фирме она появлялась чрезвычайно редко, только когда ее присутствие было необходимо для решения каких-то вопросов, относящихся к компетенции учредителей. Все ее руководство сводилось к тому, что она ставила подпись под тем документом, который подсовывал ей директор. Деньги ей перечисляли на счет в банке постоянно, Вера не испытывала по этому вопросу никакого беспокойства.

Вера превратилась в типичную московскую женщину – свободную и независимую, удовлетворенную своей жизнью и внешностью, лишенную комплексов и держащую в тайне, откуда у нее взялись деньги. Впрочем, москвичи никогда не задают таких вопросов в лоб, поскольку почти у каждого есть какие-то свои секреты, обнародовать которые он не собирается. Это называется тайна происхождения первоначального капитала, одна из наиболее ревностно охраняемых тайн.

В Ховрине никто не знал, что Верка проститутка. Она не заводила там тесных знакомств с соседями, не рассказывала о себе почти ничего. Кто-то был уверен, что она работает секретаршей директора крупной фирмы, кто-то считал ее менеджером рекламного агентства, кто-то принимал за содержанку удачливого бизнесмена. Вера не разрушала ни одну из этих легенд, никому не открывая правды. Ее вполне устраивало то уважение, с которым относились к ней все, кто в эти легенды верил.

И только там, где прошло ее детство и первые годы работы, в Парке, ее социальный имидж не изменился. Как была она «Веркой из парка», проституткой, дочерью проститутки, так ею и осталась. Это было уже навечно, до самой смерти.

Очень скоро ежедневная доза стала для ее матери жизненной необходимостью. Клиенты исчезли, а вместе с ними исчез и стимул держаться за жизнь. Она сдавала на глазах и за пару недель довела себя до того, что уже перестала выходить из дома. Все проблемы по приобретению наркотиков легли на Веру, которая, как ни брыкалась, отказать матери не могла, особенно видя, как ее корчит без очередной дозы. Мать попала в полную зависимость от Веры, и это ее страшно раздражало, а когда она слегла окончательно, раздражение перешло в ненависть. Руки дрожали, она не могла попасть себе в вену, и Верке приходилось ее колоть. В Верке для матери сконцентрировалось теперь все, что она ненавидела в жизни. Верка была молода и могла работать еще долгие годы. Мать невольно сравнивала себя с ней, и это приводило ее в бешенство.

Вера отвечала ей взаимностью. Не доходя до ненависти, она прочно держалась в состоянии раздражения, которое возникало при одной мысли о матери. Раздражение вызвано было многими причинами, но главная из них была та, что содержание матери требовало теперь расходов и они все возрастали по мере того, как у матери увеличивалась доза. Той прибыли, которую приносила фирма, перестало хватать. Пришлось возвращаться в Парк и водить клиентов в квартиру матери. Но откладывать деньги теперь уже не получалось.

Мать тащила ее за собой, заставляя повторять свою судьбу. Веру это не столько пугало, сколько вызывало у нее отчаянную скуку. У нее все чаще возникало желание предоставить мать саму себе, забыть о ней на пару недель и приехать тогда, когда все уже будет кончено. Но решиться на это она не могла и продолжала приходить каждый день, менять изгаженную постель, обмывать преющее тело и делать ей уколы в вены, на которых уже не осталось живого места. А кроме того, приходилось еще мотаться по Москве в поисках героина, и это отнимало не только кучу денег, но и огромное количество времени.

Может быть, и лучше было бы покончить с этими мучениями сразу, облегчив свою жизнь и фактически выполнив желание матери, в глазах которой она все чаще читала мысль о смерти, но Вера продолжала поддерживать в матери угасающую жизнь, боясь сделать необратимый шаг.