— Аааа!! Да кто это тут уже успел нагадить, что за сволочь, ааа?! Мой новый прыжковый шлееемм, аа, бушлааат, скоты, уроды!! — долетал до нас голос командира бригады.

Лейтенант испуганно опустил голову и попросил шёпотом его не выдавать.

— Не ссы, мы — фашисты, своих на войне добиваем! — ответил ему Пиотровский, — сейчас пойду — доложу комбригу, что ты ему еще в запаску нассал!

— Нассать в запаску это моветон, — подтвердил флегматичный Аллилуев. Странный он, этот доктор, облегчить мочевой пузырь в запасной купол — это признак дурного тона, а если нагадить в основной купол — это признак хорошего воспитания и изысканных манер?

— Ой, быстрее бы на прыжок, — засуетился лейтенант.

Теперь настала и наша очередь. Повторный осмотр, хлопанье ВДСника по парашюту, команда: "Направо! На борт — шагом марш!".

Уже на борту вертолёта финансиста продолжали подкалывать.

— Начфиненок, ты все дела сделал? А то ты, как самый легкий, крайним выходишь, так неохота под тобой оказаться, — спросили Артемьевы лейтенанта.

— Я не брал, — невпопад ответил финансист, и его залихорадило…

После пары заходов противно загундосил ревун и десантирование началось.

Ромашкин, как продвинутый парашютист, вышел «крестом», раскинув ноги и руки, поддерживаемый за шиворот стабилизирующим парашютом. Я вышел просто, без выпендрёжа. Трёхсекундное болтание, рывок, провал вниз, ноги возле носа и — тишина. Кольцо я не дергал, доверив раскрытие основного купола страхующему прибору. Покрутился в стропах, остановился, осмотрел купол, оглянулся по сторонам. Чуть выше и правее меня спускались братья капитаны, вяло переругиваясь между собой:

— Тяни правые, — орал один.

— За хер себя потяни, собака бешеная, — отвечал ему второй.

Вроде вышли и раскрылись все. Надо готовиться к приземлению.

Оооо, чёрт, сачок «колдуна», висевший унылым хвостиком перед нашим взлетом, сейчас был полон энергии и на моих глазах задирался чуть ли не параллельно земле. Бойцы, дежурившее на площадке, лихорадочно переносили «стрелу» из парашютных столов с место на место. Чувствую, приземление будет еще то. Натянув задние свободные концы до отказа, я сразу же приготовился дергать отцепку свободного конца. Как-то не очень хотелось таскаться по всему полю за парашютом. Удар, кувырок, отцепка.

Купол вывернуло, он беспомощно заполоскался и опал. Удачно, ничего не сломал и ничего не отбил. Навстречу мне бежали уже бойцы-обеспеченцы. Так, быстренько на стропах связать бесконечную петлю, достать сумку из-за резинок запаски, уложить туда распущенный купол. Сдать его сержанту-контрактнику, проследить, чтобы он расписался в ведомости приема и можно собирать группу. Мимо меня с воплями и душераздирающими криками, волочась за куполом,  на пузе промчался майор Пачишин.

— Солдаааты, бля, сделайте что-нибудь, — взмолился он к бегущим навстречу бойцам.

Бойцы недавнего призыва испугались грозных воплей майора и, остановившись, отдали ему воинское приветствие.

— Идиотыыы, — проорал удаляющийся со скоростью ветра майор.

Бойцы погарцевали за ним.

Так, вроде на землю грохнулись все. Куполов в небе не видно, никто не завис. Пора выдвигаться на пункт сбора. Группу я собрал только через час. Офицеры-разведчики после приземления выглядели не лучшим образом. Ромашкин, найдя на площадке приземления единственную, покрытую ледком лужу, добросовестно в неё приземлился, пробил ледяную корку и знатно извазюкался.

Пачишин, вдоволь накатавшись на пузе, исцарапал себе всё лицо и руки. Начфинёнок приехал на пункт сбора на старинном мотороллере с прицепом и каким-то пьяным дядькой.