– Умею… А можно я маме подарок куплю?

– Ну, как хочешь… Иди, деньги твои. А мы тут с мамой поговорим немного.

Проводив Алишера и строго-настрого наказав ему во дворе не задерживаться, Диля прошла в комнату, села напротив дяди, скромно сложив руки на коленях.

– Так о чем вы со мной хотели поговорить?

Дядя поднял на нее желтоватые мутные глаза, помолчал, потом проговорил довольно жестко:

– Да ни о чем я не собираюсь с тобой говорить. Я вообще-то за мальчиком пришел. Завтра поедем, оформим на меня все документы.

– То есть как? Я не поняла…

– А тебе и понимать нечего. Ты одна его все равно не вырастишь. А со мной ему хорошо будет. У меня своих детей нет, воспитаю как родного сына. В нашей вере. Образование самое лучшее дам, денег дам, возможности дам. Все, что у меня есть, все его будет.

– Простите… А как же… А как же я?

– А что – ты? Ты радоваться должна, что я тебя на свободу отпускаю. Откажешься от ребенка и живи себе.

– Что значит – живи себе? Он же мой сын!

– Ну и что? Был твой, станет мой. Парню отец нужен. Да ты не волнуйся, у меня хорошая жена, она его обижать не будет. Я уже ее предупредил. Так что, оформляться поедем? У тебя документы где?

– Послушайте… – Диля не верила своим ушам. – Послушайте! Вы что вообще себе позволяете? Как это – взять и отдать в чужие руки ребенка? Отказаться от него и жить спокойно? Он же мой сын!

– Ладно, я понял. Не кричи. По-хорошему ты не хочешь. Я понял. Придется поступать с тобой по-плохому. А мне бы этого не хотелось. Как ни крути, а все-таки ты моя племянница.

– И как это – по-плохому?

– Ну, разные варианты есть… Хотя бы на наркотиках тебя поймать, например. Могу это устроить. Ни одна прокурорская собака к делу не привяжется. Можно из квартиры выгнать. Куда ты пойдешь? Идти тебе, кроме меня, некуда. Так что соглашайся сама, другого выхода у тебя нет.

– Дядя Баходур, что вы, опомнитесь… Какие наркотики? Не надо так со мной, дядя Баходур. Пожалейте. Он же мой ребенок, я не смогу без него. Ну зачем он вам? Он меня любит…

– Так. Опять мы по старому кругу пошли. А у меня, между прочим, время дорогое. Я человек занятой. Целых пятнадцать минут тут с тобой беседую.

– По маме через неделю сорок дней будет… Дайте мне поминальный ужин провести, а потом… Потом мы к разговору вернемся.

Он глянул на нее подозрительно, сощурил узкие глаза в набухших отечных веках. Помолчав, шлепнул ладонями по толстым, обтянутым милицейскими форменными штанами ляжкам, проговорил довольно покладисто:

– Что ж, хорошо. Мать помянуть – дело святое. И тебе время будет все обдумать. Только помни одно – я так решил, и точка. Ты поплачь, смирись, мальчика приготовь. Значит, через неделю?

– Да. Через неделю.

Проводив его до двери, Диля вернулась в комнату, огляделась растерянно, не зная, за что схватиться в первую очередь. То ли вещи в чемоданы скидывать, то ли знакомых обзванивать, чтобы денег на дорогу занять. Хотя – стоп. Кто это ей денег на дорогу даст? Никто и не даст. Правда, немного своих есть – на мамины сорок дней откладывала. Придется уж не поминать и ужина не устраивать, да и мама простит, раз такое дело.