— Именно таким я представляла вас.

Кустистые брови гостя удивленно вскинулись.

— Я же предупреждала тебя, Фрэд: Маша очень непосредственная, — ласково сказала хозяйка, касаясь локтя Угрюмова. — У нее что на уме, то и на языке. Не смущайтесь, милочка.

— Нам будет приятно, — заговорил гость, вкладывая в интонацию всю возможную для него душевную теплоту, — если вы подарите свой вечер нашему маленькому обществу.

Маша вскинула на него глаза. В них вместе с радостью проглядывалась и настороженность: не уловил ли он ее волнения, не того, о котором говорит хозяйка, присущего всякой в меру воспитанной девице, а волнения, идущего от ощущения встречи с ловким и сильным врагом, каким представили его в отделе? Впрочем, может быть, она ошибается, и стоящий перед ней не Финстер. То, что он не имеет отношения к паровозам (ни на лице, ни на руках нет следов въевшейся угольной пыли), ей стало ясно с момента рукопожатия. Но этот факт не дает ей права считать его главным лицом готовящегося мятежа.

Видя ее замешательство, Федор Федорович легко переключился на интонацию умудренных опытом мужчин, с которой они обычно уговаривают смазливых, но недалеких девушек:

— Неужели вы уже обещали его другому счастливцу? Кто он, если не секрет, конечно?

— Фрэд, оставь, пожалуйста, этот тон для своих… — хозяйка замешкалась на секунду и закончила просьбу весьма своеобразно: — безбилетных пассажирок. Машенька девушка чистая.

— Пардон, — склонил большую голову с глубокими залысинами Угрюмов, — я вовсе не хотел вас обидеть. И не ищите в моих словах фривольностей.

Наталья Сергеевна укоризненно взглянула на него, как бы говоря: «Ах, Фрэд, вечно ты проявляешь свое солдафонство», а вслух сказала с горчинкой:

— Не придавайте значения его намекам. Мы действительно будем рады, если вы разделите с нами семейный праздник.

— С удовольствием, — признательно посмотрела на хозяйку квартирантка. — Но позвольте мне чуть-чуть привести себя в порядок.

В это время из глубины столовой раздался призыв Изольды:

— Скоро ли вы?

— Вы и так прелестны, дитя мое, — сказала Наталья Сергеевна, протягивая Маше полные короткие пальцы.

— Прошу вас, — предложил ей руку и Федор Федорович.

Обычно закрытая, столовая была освещена не только люстрой, но и всеми настенными бра. Свет делал ее более просторной и высокой. Стол красного дерева манил к себе обилием посуды, очевидно, семейного сервиза, до поры до времени покоившегося в каких-то тайниках. Полная, как хозяйка, супница источала аромат наваристого куриного бульона, салатница возвышалась над скатертью пирамидой зелени, бросались в глаза краснобокие яблоки, едва умещавшиеся в вазе. Сервировку дополняли бутылки вин, названия многих из которых Мария или не знала, или успела забыть.

За столом, кроме Изольды, сидел моложавый белобрысый мужчина в кителе, на котором были видны следы погон, аксельбантов и орденских планок. При появлении хозяйки и ее спутников он поспешно поднялся и, точно в ожидании команды, застыл над столом, придавливая бледной рукой накрахмаленную салфетку.

— Константин, друг нашего дома, — сказала Изольда, глядя на Машу. — Заочно вы уже знакомы.

— Когда Изя рассказала вашу историю, — зарокотал красивым сочным баритоном военный, — я буквально обалдел.