— Не может же он надеяться, что ты его простишь.

— Нет, наверняка хочет, чтобы его простили. Ведь мы все этого хотим, разве нет?

— Уж не слышу ли я опять отголоски этого абсурдного затяжного чувства вины за папу?

— Да, именно их ты и слышишь.

— Ну что ж, если ты обо мне, то тебе не за что просить у меня прощения. Я ведь тебе говорила еще в Лондоне: я тебя ни в чем не виню. Главный вопрос: не пора ли тебе самой себя простить? Ведь ты не сделала ничего, ничего плохого. Но только ты сама можешь снять с себя этот груз. Точно так же, как только сам Тони должен понять, что совершил серьезный проступок. И если он это поймет, как знать, может быть…

— Что? Очищение? Покаяние в грехах и преображение? Брось, прошу тебя, он же англичанин.

А про себя я могла бы добавить: он из тех британцев, что питают ненависть к самим себе и презирают нашу американскую веру в то, что «открытость и честность и песня в душе» способны помочь человеку возрождаться и творить добро. Жизнь для него — тягостная, трагическая неразбериха, с которой приходится кое-как управляться. У меня на родине жизнь — тоже трагическая неразбериха, но мы стараемся убедить себя, что все еще не кончено и со временем обязательно уладится.

— Потерпи еще немного, недолго тебе осталось мучиться с этими англичанами, — отреагировала Сэнди.

Это была ее величайшая надежда, она заговорила об этом еще пять недель назад, в аэропорту Хитроу, когда я провожала ее на самолет. Слушание только-только окончилось. Тони и компания быстро удалились, причем Диана Декстер вскочила и в гордом одиночестве прошествовала по проходу сразу, как только Трейнор провозгласил решение. Тони поспешил за ней, а Люсинда Ффорде и адвокат, прежде чем выйти, успели еще обменяться рукопожатиями с Мейв и Найджелом. И вот мы остались в суде вчетвером, потрясенные, в состоянии шока, пытаясь осознать тот факт, что дело приобрело благоприятный для нас оборот. Наконец Мейв нарушила молчание. Собирая бумаги, она сказала:

— Я, вообще-то, не игрок, но сегодня уж точно не сделала бы ставку на то, что решение будет таким. Честное слово…

Она покачала головой и позволила себе намек на улыбку.

Найджел тоже сидел молча, погруженный в раздумья, потом начал запихивать бумаги в объемистый портфель. Я поднялась и сказала:

— У меня нет слов, чтобы выразить, как я вам благодарна. Вы же спасли меня от…

Найджел протестующее поднял руку, как бы говоря: «Не нужно этого, ни к чему». Но потом и он заговорил:

— Я рад за вас, Салли. Очень рад.

Сэнди тем временем просто сидела с лицом, мокрым от слез, — моя толстая, чудесная, чересчур плаксивая сестричка, эмоциональности которой с лихвой хватало, чтобы восполнить нашу сдержанность. Найджел был тронут и смущен таким открытым проявлением чувств. Мейв коснулась моего плеча:

— Вам повезло с такой сестрой.

— Это точно, — тупо ответила я, оглушенная решением суда настолько, что не понимала, что говорю. — Знаете, мне кажется, нам сейчас нужно всем вместе пропустить по стаканчику, чтобы это отпраздновать.

— Я бы с радостью, — отозвалась Мейв. — Но завтра у меня снова суд, а я, признаться, не успела как следует подготовиться. Так что…

— Понятно. Мистер Клэпп, а вы?

— Простите, но мне нужно быть дома к пяти.

Так что я просто пожала им руки, еще раз поблагодарила Мейв, сказала Найджелу, что буду ждать его звонка, когда он узнает что-то от адвокатов Тони насчет условий и сроков развода.