А главное — вы без конца повторяли, что мне придется по вашему зову добраться за двадцать четыре минуты… Подключил к делу пока одних только пограничников, не стал поднимать шум в комендатуре милиции, пришлось бы приводить какие-то доводы, а я ими пока не располагал. А пограничники — парни знакомые, все равно в наряде, ну они по-дружески и помогли. Правда, из Крыницы я все-таки захватил фотографа. Как видите, ему работы хватило. Впрочем, для нас всех эта ночка выдалась неспокойной, зато и результаты впечатляют. Стоило потрудиться!
Павлика явно не устраивало такое краткое, а главное, сухое описание блестящей операции.
— Значит, пограничники подкрались и окружили кладбище, так ведь? — весь дрожа от волнения допытывался мальчик, дополняя скупое изложение поручика, и наверняка воочию видел все происшедшее этой ночью. — И фотограф подкрался и щелк! И еще раз! И еще! Наверняка со вспышкой? А те прибалдели в могилах! На фото видно! А потом драпать кинулись кто куда! А их и перехватили! Эх, подумать только, нас там не было!
— Я так считаю, — твердо заявил пан Роман, — главной медали достоин тот пограничник, который приволок чурбан к окну котельной!
— Да что там медали! — горячо поддержала мужа пани Кристина. — Повышения в должности достоин!
Пан Хабрович попросил разъяснений по еще одному пункту.
— Вот вы сказали, — обратился он к поручику, — что наши дети подслушивали переговоры этих… этих злоумышленников, в том числе и того, из ФРГ. Так по какому же они… эээ… переговаривались?
— По-польски! — рассмеялся поручик. — Самое смешное — именно по-польски! Все они прекрасно владеют польским. Американец не знает немецкого, а немец — английского, вернее, английский немного знал, но не мог понять его американского диалекта. И в результате всем им легче всего было общаться между собой по-польски. К тому же, дополнительный камуфляж на случай, если бы кто ненароком их разговор подслушал. Не догадался бы, что это иностранцы.
— А вот наш Хабр сразу догадался! — с гордостью сообщила Яночка.
— Ага, вот еще о чем я хотел спросить, — подхватил ее отец. — Потому что этого тоже никак не могу понять. Я знаю, разумеется, что наш Хабр потрясающе умен, но все-таки сомневаюсь в том, что он знаком с Уголовным кодексом. Вот и ломаю голову, с чего это он заинтересовался кладбищем. Ведь если бы не он…
— Думаю, я догадался! — радостно вскричал поручик, опередив детей, которые хотели непременно что-то объяснить про их Хабра. — Я тоже над этим думал, и вот что мне кажется. Видите ли, я люблю собак и много имел с ними дела. Ваш пес обладает фантастическим чутьем, чрезвычайно тонким, необычным даже для охотничьей собаки. И очень привязан к своим хозяевам. Любит их, живет с ними под одной крышей и научился чувствовать их настроение, эмоции — в общем, состояние чувств. А тот американский поляк… ну тот, которого ваши дети окрестили рыжим Попрыгуном, обладает одной очень характерной и неприятной особенностью. Он жутко потеет. Потеет от всего на свете: от жары, от эмоций, от малейшего усилия. От страха и от радости. Буквально обливается потом от любой малости. Я его, конечно, не нюхал, но уверен — каждой собаке он бросается в глаза. То есть я хотел сказать — в нос. Вот и считаю, могло случиться так: он пошел с кемпинга на кладбище а ваш Хабр, когда его отпустили погулять по приезде сюда, инстинктивно двинулся по его следам. А они привели его на кладбище. И с этого все началось.
— А на кладбище встретился с Лысым, — добавила Яночка. — Помнишь, он тогда еще хотел сразу же отправиться по следу Лысого, но у нас времени не было?
Павлик, разумеется, помнил. |