В конце концов, я же знала, что меня обчистила собственная плоть и кровь, собственная мать – моя глотающая таблетки, почти всегда вдрызг пьяная мать, которую все мои друзья давно считали мертвой. В некотором роде это было не так уж далеко от истины. Конечно, не стоило шутить такими вещами, но я уже целую вечность с ней не разговаривала, а алкоголь, таблетки и бог знает что еще убили ту заботливую, веселую маму, которую я помнила с детства.

Но она все же была моей матерью. Следовательно, обращаться в полицию мне совсем не хотелось, ведь ее жизнь и так была дерьмовее некуда, и при мысли об этом, когда страсти утихали, а боль отходила на второй план, меня всегда окатывало необъяснимой волной жалости.

Этой женщине пришлось пережить такие вещи, которых не пожелаешь ни одной матери.

Но дело было не только в моем сберегательном счете. За последнюю неделю, пока шли экзамены, которые я каким-то образом все же умудрилась сдать, верхушка айсберга потопила «Титаник».

Я на всякий случай взяла выписку по всем счетам. Честно говоря, меня терзало ужасное предчувствие, что там все плохо. Так и оказалось.

На мое имя оформили кучу кредитных карт, и лимит по всем был уже исчерпан. Также на меня записали кредит на обучение, взятый в одном из банков, о существовании которого я даже не догадывалась, и один этот кредит был больше платы за четыре семестра в Шепарде.

Словом, я оказалась в долгах, которые превышали сотню тысяч долларов – и это не считая небольших студенческих ссуд, которые я брала сама, и кредита на покупку машины, которую я теперь вряд ли могла себе позволить.

Стоило мне об этом подумать, и внутри все холодело. Я из последних сил держала себя в руках, чтобы не сойти с ума. Без хорошей кредитной истории в этом мире никуда. Теперь я никак не могла взять ссуду, даже если бы она мне понадобилась. Хуже того, даже если бы я сумела наскрести денег, чтобы закончить колледж, любой потенциальный работодатель мог ознакомиться с моей кредитной историей и вынести решение о моем найме на ее основании.

В четверг, сдав последний экзамен, я все же сорвалась. Рыдая в три ручья, я забилась в угол и поедала двойные брауни. И сидела бы в этом углу и дальше, хоть целый месяц, но вдруг поняла, что не позволю, совершенно точно никому не позволю снова забрать у меня мою жизнь.

Само собой, никто из моих друзей не знал, что происходит, да они вообще ничего обо мне не знали. Черт, они ведь считали, что моя мама давно умерла, а Тереза и вовсе думала, что я – местная, родилась и выросла здесь.

И все это было ложью.

Да и как мне было рассказать обо всем Терезе? Или и того хуже, Брендону? «О, привет, вы знаете, мне нужно съездить домой и придушить свою мать – да-да, ту самую, которую вы считали мертвой, потому что я ужасная врунья, – за то, что она меня опять наколола. Может, встретимся и выпьем, когда я вернусь?» О таком разговоре даже думать было унизительно, ведь потом мне пришлось бы рассказывать о наркотиках, об алкоголе, о пущенной под откос жизни, о странном расставании мамы и отца, когда отец просто психанул и исчез. В конце концов разговор зашел бы о несчастье и пожаре, который уничтожил всю мою семью и почти уничтожил меня.

Делать этого я не собиралась.

Так что пришлось всем сказать, что это лето я проведу с семьей. Оставалось только надеяться, что обо мне не прочтут в новостях, когда я в самом деле кого-то убью.

Никто не удивился моим планам – в прошлом году я тоже притворилась, что еду на каникулы домой, а на самом деле поселилась в отеле в Мартинсберге и практически разорилась, заказывая еду в номер. Как неудачница.

Как полная неудачница.

И все же…

План «трех П» нужно было на время поставить на паузу.