Зрелище было действительно достойно внимания.

Тетино могучее тело возвышалось на двух толстых ногах, как на двух дорических колоннах. Судя по комплекции, тетя Каля вполне могла бы выступать на соревнованиях штангистов-тяжеловесов или даже традиционных японских борцов сумо. Загорелое обветренное тетино лицо принадлежало, кажется, одному из запорожцев с известной картины Репина. Не хватало только длинных усов и лихого казацкого чуба.

Мелькнули в Лёниной голове мысли насчет романтической красавицы Кармен и влюбленного рыжего студента, но он тут же отогнал их как не подходящие к случаю. Скорее всего, Лола просто его разыграла, подумал Лёня, хорошенько разглядев тетку.

– Ну как же! – растерянно повторил Лёня. – Мы получили вашу открыточку! Но только ведь вы собирались приехать завтра… двадцать четвертого… мы и встретить вас хотели… а сегодня ведь только двадцать третье, и Лолы… то есть Оли сейчас и дома нету, она как раз в парикмахерскую отправилась, к вашему приезду готовится…

– От бедненькая! – Тетя Каля всплеснула могучими руками. – Да разве ж то надо? Да разве ж мне ее прическа интересна? Она мне ни вот столечко не интересна! Я ведь ее от такой помню! – она показала рукой сантиметров двадцать от пола, приблизительно на высоту Пу И. – Небось, тогда к парикмахеру не бегала… маленькая была, худенькая, прямо жалость! Да и теперь, небось, тоже худышка! Тут все такие заморенные, у вас что, с продуктами перебои? Вот у нас в городе Черноморске девчата – так то девчата, все при всем, на узкой улочке повстречаешь – так ни за что не разойдешься, придется задний ход давать… Ну, да ничего, я же ж и сальца привезла, и колбаски домашней, и творожку – откормлю вас, ни вот столечко не сумлевайся! Будете на людей походить! А что вы меня не встретивши – так то ж ничего, то ж не страшно, у меня и вещей-то почти нету.

Тетка окинула пренебрежительным взглядом громоздящуюся посреди прихожей груду сумок, пакетов и чемоданов, при виде которой упал бы в обморок вьючный верблюд с большим трудовым стажем.

– А что я приехавши на денек пораньше, – продолжала она, – так то я железнодорожника знакомого повстречала, Ивана Тимофеича, он меня в свое купе посадил. «Каля, – говорит, – чего ж ты будешь билет брать, когда у меня купе считай пустое? Ты меня что, обидеть хочешь? Если ты в моем купе не поедешь, так считай, что мы с тобой на всю дальнейшую жизнь враги!» Ну, нельзя же хорошего человека обижать? Тем более, Иван Тимофеевич – он такой важный, такой сурьезный, не кто-нибудь – старший железнодорожный проводник! А свой половинный я Захаровне отдала…

– Половинный? – Лёня встряхнул головой, как после купания, когда в уши попадает вода. Бесконечный монолог тети Кали совершенно сбил его с толку, он запутался среди каких-то незнакомых людей – Иван Тимофеевич, Захаровна, теперь еще какой-то половинный…

– А то ж! – воскликнула тетя Каля могучим басом. – У меня ж стажу немерено, и я как ветеран и передовик имею от государства половинный билет, а у Захаровны нету льготы, вот я ей свой половинный и отдала вместе с документом, чтоб ей подешевле, а она еще черешни привезет, ящичек, так что надо завтречка ее встретить, а то мне все не прихватить было, силы-то уж у меня не те, что прежде, так, взяла только самое важное – сальце, да колбаску домашнюю, да творожок, да медку самую малость майского – надо же вас подкормить, а то вы тут совсем отощали, видать, с продуктами перебои…

– Тетя Каля! – воскликнул Лёня, окончательно одуревший от безостановочного потока южной речи.