– Нет. Никогда.

– И в чем твой секрет?

– Когда мне было пять лет, я спасла жизнь одному москиту. И среди них прошел слух об этом. С тех пор они меня ни разу не тронули.

– Она и мне рассказывала эту историю, когда мне было пять лет, – вмешалась Конни. – Чушь собачья. Билли снисходительно улыбнулась дочери.

– Можешь думать что угодно, дорогая.

– Мне кажется, они не пристают к тебе, потому что не выносят твоего запаха.

– Какая ты добрая девочка.

– С запахом у тебя все в порядке, – поспешил заверить ее я. – По мне, так просто балдежный.

– Спасибо, Руперт.

– Каким бы ни был твой секрет, мне бы очень хотелось им обладать. Эти маленькие уроды просто сводят меня с ума.

– Все, что им надо, – вступила в разговор Кимберли, – просто капельку твоей крови. Это ведь так мало.

– Она мне и самому пригодится, – заметил я. – А почему ты им позволяешь куражиться?

– Сражаться с ними – дело напрасное. А то, что я не в состоянии изменить, я принимаю.

Конни криво ухмыльнулась.

– Доморощенных философов, я погляжу, здесь больше, чем комаров.

Как раз в этот момент я прихлопнул одного у себя на лбу.

Затем мы вновь тронулись в путь и вскоре подошли к ручью. Выстроившись по берегу, мы дружно посмотрели в обе стороны, словно это было шоссе и мы опасались быть сбитыми мчащимся на огромной скорости грузовиком.

Ни малейших признаков Уэзли, или Тельмы, или кого-либо еще.

Течение ручья было довольно быстрое, и здесь он шумно перекатывался через пороги, стекая с возвышенности, лежащей справа. Взглянув налево, я увидел, что он струится по склону вниз к морю. Но пляжа не было видно. Океана, впрочем, тоже. Только деревья и кусты, оплетенные лианами, и порхающие туда-сюда птицы. Да и самого ручья была видна лишь небольшая часть – футах в тридцати он резко поворачивал в сторону и скрывался из виду.

– Подержи это, – попросила Конни и, не дожидаясь ответа, сунула свое копье в руку матери, а сама спустилась к ручью. Став на колени, она нагнулась, зачерпнула сложенными лодочкой ладонями воду и поднесла ко рту. Затем начала брызгать на себя водой и растираться, по-видимому, в надежде облегчить зуд от комариных укусов.

Судя по ее блаженному виду, это, видимо, помогало.

Остальные все еще стояли на берегу.

– Как у тебя складываются отношения с топором? – поинтересовалась Кимберли.

– Замечательно.

– Хочешь, чтобы я его немного понесла?

– Вовсе нет.

– Почти уверена, что мы в двух шагах от лагуны, – сказала она, входя в воду. Билли и я сделали то же самое. – Отсюда начнется уже увеселительная прогулка, – продолжала Кимберли, – но все же лучше глядеть в оба.

Присев, мы напились из ручья, а затем просто постояли в нем, дожидаясь, пока Конни закончит свои процедуры. Мне и самому хотелось окунуться и почесать зудящие места, но глубина здесь не превышала нескольких дюймов, и я предпочел потерпеть до лагуны.

А Конни не торопилась, словно получала удовольствие от того, что ее все ждали. Меня это совсем не раздражало. Даже нравилось наблюдать, как плещется она: блестящая и мокрая в прозрачной тенниске и своем суперэкономном бикини.

Наконец она поднялась. Билли вернула ей копье, и мы вновь тронулись в путь.

Шли мы цепочкой по руслу ручья. То заходили в воду, то шагали по прибрежным камням. Так было намного легче, чем пробираться сквозь джунгли. Впрочем, по мере нашего продвижения вперед, местность становилась все круче. Ручей теперь шумно играл и пенился. Приходилось взбираться на валуны, а иногда даже перепрыгивать с одного камня на другой.