Так продолжалось до тех пор, пока не произошло Явление. К этому моменту из наших предков уцелело чуть больше десяти человек. Пауки вышли из леса и быстро навели порядок. Теперь они живут и в нашем городе, и в нескольких больших поселках на другой стороне острова. Никакой связи между нами и людьми с той стороны нет, хотя нет и никакой открытой вражды; просто мы – это одно, а они – совсем другое. Но все вынуждены считаться с требованиями Пауков. Правда, сами Пауки иногда переселяются от нас к ним и обратно, уж не знаю, по какой причине. Но, в конце концов, почему бы и нет? Они имеют возможность выбирать, где жить – ведь ни мы, ни дикари никакой угрозы для них не представляем.

И все же временами к нам просачиваются кое-какие слухи о том, что там происходит. Главным образом, через людей, которые сопровождают Пауков, когда им вздумается отправиться на ту сторону.

Всем известно, что люди с той стороны – невежественные дикари, которые не знают письменности и поклоняются своим древним богам. Даже в нашей части острова, в одной из банановых рощ, известной под названием: У Большого Дерева – хотя никакого такого особенного дерева там давно уже нет – до сих пор сохранились каменные развалины, около которых иногда находят плохо отесанные фигурки этих богов.

Наверно, когда-то тут был храм; а может, мастерская, где эти изваяния вытачивали; а может, и то, и другое вместе. Насчет дикарей ходят и другие, более устрашающие слухи, и хотя я не уверена, что все это правда, дыма, как известно, без огня не бывает.

Говорят, что люди с той стороны отрубают головы своим покойникам и хранят дома их черепа, а тела выбрасывают в море.

Говорят, что когда их старики становятся совсем дряхлыми и немощными, дикари заставляют их ложиться в ямы и закапывают живьем.

Говорят, что их мужчины пляшут на раскаленных углях, не получая ожогов, а женщины песнями приманивают черепах и даже рыб, которые выбрасываются на берег, так что остается просто собирать их руками.

Говорят, что люди с той стороны не имеют никаких понятий о медицине и гигиене, и многие болеют всякими ужасными болезнями, чуть ли не сифилисом и проказой.

Говорят, что женщины там спят со всеми подряд и не знают, от кого у них рождаются дети.

Говорят, что их предки не просто убивали тех, кого считали врагами, но ели своих пленников, и людоедство прекратилось только с появлением Пауков.

Говорят…

Да мало ли что еще говорят! Уже за одно то, что Пауки избавили нас от набегов этих варваров, мы должны быть вечно им благодарны.

Однако сейчас, глядя на стоящего в двух шагах передо мной человека с той стороны, я испытывала что угодно, только не чувство благодарности.

– 3

Едва оказавшись в комнате, он ни на кого не глядел, только на меня. Подошел, ступая совершенно неслышно, остановился, опираясь на свое копье, а потом вдруг резко наклонился вперед и коснулся своим носом моего. Не знаю уж, что это означало. Может, приветствие такое? Я отшатнулась и даже, кажется, взвизгнула.

Лицо его показалось мне… ужасным. Какое-то нездоровое, помятое, хотя на вид ему было всего-то лет тридцать; большой, хищный рот, крупные желтоватые зубы, какой-то бугристый нос, набрякшие веки, отвислые мочки ушей со вдетыми в них круглыми костяными пластинами. Но, главное, меня поразило общее впечатление дикости и страшной чужеродности. Все его черное тело лоснилось, точно смазанное жиром. И пахло от него гораздо хуже, чем от Пауков; как будто он сто лет не мылся и еще чем-то острым, немного похожим на смесь запаха мочи и свежескошенной травы. Прикоснувшись своим носом к моему, он осклабился, и изо рта на меня тоже пахнуло, на этот раз тухлятиной, точно из пасти крокодила.