— Мне очень жаль, — прошептала она. — Потому что вы, наверное, имеете в виду… какую-то другую Ардату.

Этот неуловимый акцент, эти странные переливы исполненного сочувствия мелодичного голоса… Я отвернулся, поскольку уже не отвечал за себя. Она говорила, как та Ардата, которую я обожал, Ардата, которой я лишился, но притворство и все ее поведение были сродни иноязычной речи.

— Есть только одна Ардата. Я был дураком, что поверил в нее. Где Фу Манчи? Где Найланд Смит?

— Пожалуйста, не делайте мне больно. — Я бессознательно стиснул ее. — Я бы, право же, помогла вам, если бы могла. Найланд Смит — мой враг, но вы — нет, и я не желаю вам худа. Я лишь скажу вам, что, оставшись здесь, вы умрете..

— Где Найланд Смит? Он никогда не был твоим врагом. Зачем ты так говоришь? И не смейся надо мной только из-за того, что я люблю тебя.

Она помолчала. Изгибы стройного тела, которое я держал в объятиях, искушали меня. Нервная тонкая рука украдкой поднялась и легла мне на плечо.

— Я не смеюсь над вами. Вы меня пугаете. Я ничего не понимаю. Мне очень, очень жаль вас. Я хочу спасти вас от опасности. Но есть одна большая ошибка. Вы бежали сегодня вечером за мной по Риджент-парку, и вот вы здесь. Вы говорите мне, — голос ее задрожал, — что любите меня. Но разве такое возможно?

Ее пальцы сжимали мое плечо, и я, хоть и смотрел в сторону, все же чувствовал, что она подняла на меня глаза, и в глазах этих стояли слезы. «Неужто вся планета обезумела из-за этой войны?» — подумалось мне.

— Это началось в тот миг, когда я впервые тебя увидел. И так будет всегда — всегда, Ардата. А теперь отведи меня к Смиту — я не отпущу тебя, пока мы не найдем его.

Но она, вцепившись, пыталась меня удержать.

— Нет-нет! Подождите… Дайте я попробую сообразить. Вы говорите, с того самого момента, как увидели меня… Я впервые увидела вас сегодня вечером, . когда вы окликнули меня в парке.

— Ардата!

— Да, вы крикнули: «Ардата». Я оглянулась и увидела вас. Возможно, вы мне понравились, и я пожалела, что мы не знакомы. Но я вас не знала, а ваши глаза горели, как у безумца. Вот я и побежала. А сейчас…

Наверное, потому, что все это было похоже на волшебный сон, моя крепкая хватка мало-помалу превратилась в нежное объятие; я наклонился, чтобы поцеловать ее, забыв о том, что она лживая лицемерка.

Девушка дрожала в моих объятиях, голос ее заставил меня позабыть обо всем на свете, кроме моей слепой, безнадежной любви к Ардате.

— Нет! Вы не посмеете! — Она быстро подняла руку, заслоняя от меня губы. Я поцеловал ее ладонь, пальцы. — Вы думаете, я куртизанка? Я даже не знаю вашего имени!

Я замер, но не выпустил ее из объятий.

— Ардата, — сказал я, — неужели доктор Фу Манчи приказал тебе мучить меня? — Я почувствовал, как при этих словах по всему ее телу пробежала дрожь. Она глубоко вздохнула, будто всхлипнула, но по-прежнему молчала. — Я любил тебя, я всегда буду тебя любить, а ты взяла и убежала. Ты не послала мне никакого письма, ни словечка, даже не сообщила, что жива. И вот теперь, когда я тебя нашел, ты заявляешь, будто не знаешь моего имени… Ардата!

Ее голова упала мне на грудь, и девушка безудержно расплакалась.

— Я хочу в это верить, — всхлипывала она, — хочу поверить. Я ничего не понимаю, но мне не к кому обратиться во всем белом свете. Будь это правдой, если я действительно каким-то образом забыла, если бы вы и впрямь были…

И вдруг, пока я нежно сжимал ее в объятьях, в мозгу у меня зазвенели слова Найланда Смита: «Не отчаивайтесь… У доктора Фу Манчи когда-то была дочь».