Я встал и повернулся к нему лицом. Глаза его покрылись поволокой, взор стал задумчивым; в зрачках больше не было того изумрудного блеска, который внушал мне чувство тревоги. Рука доктора, протянутая над столом, указывала когтистыми пальцами на металлический стул.

Будто побитая дворняга, я двинулся вперед и остановился у красной черты.

— Можете смело пересечь ее.

Я пересек линию и опустился на стул напротив доктора Фу Манчи. Если не считать шипения горелки, в комнате было тихо. Доктор подпер подбородок тощей, как мосол, рукой; сидя рядом с ним, я чувствовал оторопь, будто находился в обществе покойника.

— Вы замечаете, мистер Кэрригэн, здесь я применяю те же примитивные методы, которые дали Парацельсу отменные результаты и посредством которых Ван Гельмонт проводил свои трансмутации. Но прежде чем мы перейдем к теме моих теперешних экспериментов, представляющих для вас некоторый личный интерес, — при этих словах у меня похолодело сердце, — мне хочется объяснить, почему ваши пули не долетели до меня.

Я стиснул зубы.

— Когда вы были очень молоды, умер доктор Свен Эриксен, и в газетах было полно сообщений о луче Эриксена, который этот выдающийся физик так и не усовершенствовал. Официально объявленный мертвым, он с тех пор завершил свои исследования — с небольшой помощью с моей стороны.

Это заявление вызвало жуткие воспоминания, но я промолчал.

— Этот так называемый «луч» — по сути дела звуковая волна, или аккорд. Эриксен обнаружил, что определенное сочетание неизмеримо высоких нот, не воспринимаемых человеческим ухом, может разложить едва ли не любое вещество на его начальные составляющие. Это была чисто физическая проблема, проблема расстройства гармонического равновесия. Пояс, или занавес, из этих звуковых волн можно перебросить через комнату, просто нажав кнопку. Но продолжительное воздействие этих вибраций в высшей степени вредно. Вот почему я и отключил аппарат.

Я быстро поднял и опустил глаза. Доктор Фу Манчи наблюдал за мной, и, даже когда его зрачки были подернуты дымкой задумчивости, я не мог вынести их пристального взгляда.

— Ваши пули все еще существуют, только не как свинец и никель, а как составляющие их частицы. Они дезинтегрированы. Важность этого открытия трудно преувеличить. Мне известна только одна субстанция, способная проникнуть в зону, защищенную аккордами Эриксена…

Раздалось едва слышное гудение, и все лампочки погасли!

ГЛАВА VII

РИВЕР-ГЕЙТ

Первым делом мне, естественно, пришло в голову, что доктор Фу Манчи подал какой-то тайный знак, приказывая разделаться со мной в темноте. Горелка, шипевшая под ретортой, и ее жуткое содержимое перестали кипеть и клокотать. Я вскочил на ноги. Из непроницаемой мглы донесся властный гортанный голос:

— Пожалуйста, оставайтесь на месте. Благодаря некоторым мерам, принятым на скорую руку, электроснабжение лаборатории осуществляется от распределительного щита, и его отключили. Это означает воздушную тревогу, мистер Кэрригэн, но вы можете не волноваться.

Воздушная тревога? Так, значит, страшная мысль о том, что я был без сознания слишком долго и что эта тайная лаборатория, возможно, находится далеко от Англии, не должна больше занимать мой разум. Но я сел и сказал — так храбро, как прежде никогда не решался высказываться в присутствии доктора Фу Манчи:

— Похоже, вы опасно больны.

А призрачный голос ответил мне:

— Я доконал себя. Наука — моя госпожа, и я служу ей слишком усердно. Вы, возможно, заметили потушенную сейчас небольшую фиолетовую лампу. Состояние, в котором вы меня застали, объясняется моими экспериментами с этой лампой.