Глава двадцать девятая

Я провел еще один день, гуляя по Глазго — не столько потому, что мне не хотелось уезжать, сколько потому, что было воскресенье, и поездом было не уехать дальше Карлайла. (Рейсы Сетлл-Карлайл зимой по воскресеньям отменены, потому что на них нет спроса. То, что спроса может не быть, потому что нет рейсов, видимо, не приходит в голову служащим Британских железных дорог.) А потому я блуждал по зимним улицам, почтительно осматривал музеи, ботанический сад и «Некрополь», хотя на самом деле мне уже хотелось только домой: думается, объяснимое чувство, учитывая, как я соскучился по семье и собственной постели, а кроме того, гуляя вокруг дома, не приходится на каждом шагу смотреть под ноги из опасения наступить в собачье дерьмо или лужицу блевотины.

И вот на следующее утро я, с кружащейся от восторга головой, сел на карлайлский поезд 8:10 на центральном вокзале Глазго, а потом, выпив чашку кофе в вокзальном буфете, пересел на 11:40 до Сетлла.

Линия Сетлл-Карлайл широко прославлена своей безвестностью. Ее уже много лет собираются закрыть на том основании, что она не окупается — самый безумный и нелепый из возможных аргументов.

Мы так часто сталкивались с этим ходом рассуждений, по самым разным поводам, что они стали казаться разумными, но если задуматься хоть на долю секунды, становится ясно, что самое важное и ценное никогда не окупается. Если руководствоваться этой абсурдной логикой, придется избавиться от светофоров, запасных путей, школ, канализации, национальных парков, музеев, университетов, стариков и многого другого. Почему же нечто столь полезное, как железнодорожная ветка, которая мешает окружающим гораздо меньше, чем старики, и гораздо менее сварлива и болтлива, должна хоть в малейшей мере доказывать свою экономическую ценность, чтобы заслужить право на существование? От такого хода мыслей следует немедленно отказаться.

При всем вышесказанном не могу отрицать, что в линии Сетлл-Карлайл всегда было что-то от чудачества. В 1870 году, когда главный управляющий железных дорог центральных графств Джеймс Олпорт вбил себе в голову замысел построить большую ветку на север, уже действовали линии по западному и восточному побережью, так что он решил встроить ветку между ними, ведущую более или менее из ниоткуда в никуда. Все обошлось в 3,5 миллиона фунтов; теперь звучит не так уж страшно, но переводится на нынешние цены в виде фантастической суммы: что-то около 487 триллионов фунтов. Так или иначе, сумма была достаточно велика, чтобы убедить всех, кто сколько-нибудь разбирался в железных дорогах, что Олпорт совершенно выжил из ума — да так оно и было.

Ведь эта ветка проходит по безумно безжизненным и неприступным гребням Пеннинских гор. Инженеры Олпорта шли на всевозможные ухищрения, чтобы преодолеть их — в том числе построили двадцать виадуков и двенадцать тоннелей. Ведь это, понимаете ли, была не какая-нибудь случайная узкоколейка: для девятнадцатого века это было все равно что современный сверхскоростной экспресс. Ветка позволяла пассажирам пролетать над йоркширскими долинами — если бы им того захотелось, но желающих находилось маловато.

Так что это с самого начала были выброшенные деньги. Ну и что? Это чудесная линия, уникальная во всех отношениях, и я намеревался насладиться каждой минутой путешествия, продолжающегося ровно 1 час 40 минут и семьдесят одну с четвертью милю. Даже те, кто живут неподалеку от Сетлла, редко находят предлог воспользоваться этой веткой, а потому я сидел, прижавшись носом к стеклу, и с нетерпением дожидался появления знаменитого Блимурского тоннеля, протянувшегося почти на 2300 ярдов; а потом станции Дент, самой высокогорной в стране, и великолепного Рибблхедского виадука в четверть мили длиной, с двадцатью четырьмя изящными арками, — а в промежутках наслаждался видами не столь зрелищными и неподражаемыми, но для меня подобными песне сирен.