– Ложись, – приказал Саймон. Отважная дворняга вцепилась в его брюки, но Кросби просто отпихнул ее ногой. Затем он разорвал на Фиби ночную рубаху.

– Ну, давай, раздвинь ноги, поиграй со мной в шлюху, как играла с этим дикарем.

Воспоминания об Алексе вновь всплыли в памяти девушки.

– Нет! – закричала она и из последних сил молниеносно ударила мужчину коленом в пах.

Саймон задохнулся от боли и согнулся пополам, схватившись за низ живота. Воспользовавшись моментом, Фиби ударила его ногой по лицу. Горячая кровь полилась из носа Кросби.

Когда он стал обзывать ее последними словами, девушка схватила Саймона за отворот сюртука и вытащила торчавший из нагрудного кармана револьвер. Он был такой маленький и тяжелый. Перепуганная собака забилась под кровать. Фиби не знала, заряжено ли оказавшееся в ее руках оружие. Она поняла это по выражению глаз мужчины, когда прицелилась в его окровавленное лицо.

Теперь она представляла, каково было Алексу Хосмену, целившемуся в ее отца. Не было никакого оправдания для убийства человека.

Девушка нацелила револьвер на горку пуховых подушек и выстрелила единственный раз, призывая на помощь. Револьвер содрогнулся в ее руке, изрыгая пламя. Саймон бросился к Фиби, схватив ее за запястье. Ему удалось выбить оружие в тот момент, когда едкий дым заполнил каюту.

– Да ты с ума сошла, – прошептал он посиневшими губами. – Да как ты посмела поднять на меня руку…

Внезапно дверь каюты распахнулась, и на пороге появился Филипп Кью.

– Что здесь происходит?! – грозно спросил он, закашляв от револьверного дыма. – Саймон, что значит эта кровь?!

– Это, – холодно ответила Фиби, – мой ответ на его предложение.

Она попыталась прикрыть свою наготу. Увидев разорванную ночную рубашку, Кью все понял.

– О, Господи, я еще тогда должен был прислушаться к твоим словам, дочка… Ах ты, сукин сын, – прорычал Филипп, поворачиваясь к Саймону. – В конце концов Фиби оказалась права.

Выражение лица Кросби совершенно не изменилось, когда он дважды нажал на курок. Старик схватился за грудь. Темная кровь потекла по его пальцам. Бросив прощальный взгляд на дочь, Филипп Кью рухнул на пол.

Дальше девушка уже ничего не помнила. Она очнулась в луже крови. Голова отца лежала на ее коленях. До нее долетали какие-то крики и топот ног, доносившийся с палубы.

Рука отца потянулась за пазуху, и через мгновение он протянул Фиби мамин медальон, залитый кровью. Глаза Кью были уже закрыты, но он все еще продолжал шептать какие-то бессвязные слова.

– Ошибка… Он любит тебя. Любит…

«О, Господи, – подумала девушка, – даже теперь он верит не мне, а этому негодяю Кросби».

– Папа, пожалуйста, не трать силы. Помощь уже близка.

– Слишком поздно, дочка. Ты оказалась права. Ты всегда была права… Я не сделал того, о чем ты подумала…

Совершенно неожиданно ей вдруг вспомнился день из ее далекого детства. День, когда глаза папы еще лучились от счастья, отражая белые облака на ярко-голубом летнем небе. Именно таким был ее отец, совершенно не похожий на страшного старика, умиравшего у нее на руках.

– Я не…

Он захлебнулся кровью.

– Ты была права…

Наконец-таки до нее дошел смысл его слов. Слезы полились из глаз Фиби.

– Насчет Алекса… – договорила она, прекрасно понимая, что именно отец только что попытался ей сказать.

Судорога прошла по телу Филиппа Кью, и он обрел вечный покой.

У девушки не было времени на то, чтобы предаваться скорби и отчаянию.