– Арф! – сменил интонацию Зорро, поведя лохматым хвостом из стороны в сторону. Усмотревший в этом проявление ярости Ринат истекал потом. Вот от кого исходили волны едва контролируемой паники. Находись гигант на месте Скифа, Зорро не задумываясь атаковал бы его, как делал это прежде. Но перед ним стоял человек другого склада. Властный и дружелюбный одновременно. Излучающий спокойную силу без малейших признаков агрессии.

Упав на живот у ног Скифа, Зорро часто задышал, роняя слюну со свесившегося до земли языка. Характер не позволял ему признать поражение, поэтому он смотрел не на человека, а куда-то вдаль. Случается же так, что даже самых непреклонных сторожевых псов подводит нюх или зрение, или они просто одуревают от жары до такой степени, что забывают нести караульную службу.

Всяко бывает. Зорро протяжно зевнул и уронил башку на передние лапы, притворяясь задремавшим. Иначе как бы он допустил, что мимо него беспрепятственно прошествовал не только удивительный незнакомец, но и переволновавшийся татарин?

Грузно перепрыгнув на палубу, Ринат выдвинул оттуда доску с косо набитыми перекладинами.

– Трап подан, командир, – дурашливо доложил он.

С сомнением оглядев доску, Скиф предпочел перенестись на борт судна прыжком.

– «Бегущая по волнам», надо же, – пробормотал он. – Название пора менять, не находишь?

– Нам-то что? – пожал плечами Ринат.

– Сомневаюсь, что плавание на этой галоше будет удачным.

– Не переживай, Женя. Положись на меня.

Скиф лишь вздохнул. Ничего другого ему не оставалось.

Катер был запущенным, как жилище выжившей из ума старухи. Медная рында, висевшая на крюке, подернулась зеленью. Краска на рубке и надстройках облупилась, всюду проглядывала ржавчина. Придерживаясь за натянутый вдоль борта трос, мужчины добрались до входа в хозяйственный отсек и спустились вниз.

Внутри царил кавардак, пахло машинным маслом, крысами и перегаром. Перед открытым иллюминатором, выходящим на причал, стоял топчан, покрытый вытертым леопардовым пледом, а поверх пледа возлежал заросший щетиной старик, в котором угадывался «заливший сливы» Егорыч.

На полу валялись засаленные до тряпичной мягкости карты, окурки и бутылки. Стены каюты были увешаны журнальными страницами с грудастыми тетками и рок-музыкантами начала семидесятых, носившими пышные шевелюры. Опознав на портретах Яна Гиллана и Роберта Планта, Скиф ничуть не удивился тому, что Егорыч дрых в расклешенных джинсах той степени потертости, которая удовлетворила бы самый взыскательный вкус былых хиппи.

Разбудить его поливанием воды из чайника не получилось, но Ринат вспомнил волшебное слово и проорал в ухо бесчувственного Егорыча:

– Похмелишься?

Морской волк немедленно сел, хлопая глазами на нежданных гостей.

– Похмеляться не приучены, – прохрипел он, с трудом преодолевая качку, которую никто, кроме него, не испытывал. – А вот от небольшого аперитива не откажусь.

– Будет тебе аперитив, – пообещал Ринат, – но сначала поработаем немного.

– Вот джулай монин, – расстроился Егорыч. – А наоборот нельзя?

– Наоборот, это если я тебе аперитив в задницу через воронку залью.

– Ладно, джулай монин. Поработаем. Ай кэнт гет ноу сатисфэкшн.

– Тогда айда за плавсредством, – скомандовал Ринат. – Сберег?

– В целости и сохранности, как тот дирижабль, – заверил его Егорыч.