Сердце Энни словно обжигает каленое железо, и она с трудом находит в себе силы, чтобы кивнуть.

– Папа! – негодует Кейт. – Она никогда не была на втором месте!

Дедушка известен своей прямолинейностью. Тетя Энни называет это «не признавать цензуры», а мама вообще говорит, что он «черствый ублюдок». Ну а по мнению Энни, он просто не пытается подслащивать горькие пилюли правды. И ей это нравится. Ну или нравилось.

– Твоя мама оплачивала для Кристен частную школу и уроки музыки, путевки в спортивные лагеря, авиабилеты сюда, к тетке, причем каждый год. Покупала ей красивые наряды, отправила ее в колледж…

Энни неподвижно смотрит, как желтые языки пламени лижут березовые бревна. Разумеется, она получала от мамы все то же самое, что и сестра. Дедушка ошибается. Хотя нет. Он проницателен.

– Я понимаю, о чем ты. В материальном плане мама не делала различий между мной и Крисси. Но у них была особая связь, а я оставалась в стороне. Она просто больше любила Кристен. Вот и все.

– Так скажи мне, – говорит капитан, – на каких условиях ты готова заключить с ней перемирие?

– То есть?

– Что твоя мама должна сделать, чтобы вернуть твое расположение? Отказаться от участия в конкурсе, к которому так долго готовилась? Думаешь, это справедливо?

Энни не нравится дедушкина формулировка. Выходит, будто она испытывает свою мать, манипулирует ею.

– Нет. Я только хочу, чтобы она меня выслушала и правильно расставила приоритеты. Хочу, чтобы она сбавила обороты, снова начала ходить на прогулки, смотреть кино, смеяться, как раньше… Хочу, чтобы она опять стала… – голос Энни дрожит, она отворачивается, – моей мамой.

– Когда умерла Кристен, ты потеряла лучшую подругу, – говорит тетя Кейт. – А теперь тебе кажется, будто ты и матери тоже лишилась.

– Точно, – соглашается Энни и, прикусив губу, соображает, можно ли ей поделиться с дедом и теткой тем, во что она верит. – Только… Крисси жива.

Дедушка хмурится:

– Сейчас ты несешь какую-то ерунду.

– Энни, – мягко говорит Кейт, – ну ты же не можешь всерьез так думать?

– Могу, – отвечает Энни, глядя тетке прямо в глаза, и быстро перечисляет аргументы, которые приводила маме: ненакрашенные ногти на руках, странное поведение с утра, фальшивое удостоверение. – Вот поэтому я здесь. Она прячется в доме Уэса Девона.

Кейт нервно ерзает:

– Послушай. Я рада, что ты приехала. Вредно слишком долго сидеть в своих четырех стенах. И мне кажется, тебе нужно сменить обстановку по-настоящему. – Тетя грустно улыбается и берет Энни за руки. – Помнишь Солен? Женщину, которая каждый год, в июле, снимает виллу на скале? У нее агентство по иностранному обмену. Отправляет девушек в Европу помогать семьям по хозяйству и заодно учить язык. Ей почти всегда нужны кандидатуры на замену: то по дому кто-нибудь соскучился, то с хозяевами характерами не сошелся. Да ты же вроде бы сама обращалась к ней осенью. Ну и как?

Энни пожимает плечами, торопясь закончить этот разговор. Неужели она правда самостоятельно поедет в Европу? Конечно нет.

– Я передумала. Буду искать Крисси. К тому же я нужна дома маме.

Одна половина дедушкиного лица улыбается, другая смотрит сердито.

– Ты же только что двадцать минут ныла, какая твоя мать плохая, – ревет он. – Давай! Подыщи себе работенку. Глядишь, это вам обеим на пользу пойдет.

Энни поднимает голову:

– Я приехала всего на несколько дней и даже не собираюсь разговаривать с мамой.