|
Но не было среди них мысли о том, что теперь, дескать, хочешь не хочешь, а приходится возвращаться на Северный мыс, к «своим». Он понимал, что Гильденстерн, вонзая нож в Егорычева, только творил волю Фламмери и Фремденгута и они стали ему еще более ненавистны. Он с грустью подумал, что сопротивление островитян черным замыслам обоих джентльменов сильно осложнилось сгибелью человека, который так бесстрашно и бескорыстно помогал людям острова Разочарования. И еще он подумал, что хотя он, Смит, и будет прилагать все свои силы, никогда ему, пожалуй, не заменить в этом благородном деле товарища Егорычева. Но он будет стараться всегда поступать так, как поступил бы на его месте товарищ Егорычев. Он мысленно дал себе самому в этом торжественную клятву, этот суровый и меньше всего склонный к патетическим высказываниям английский кочегар.
Но вот Егорычев раскрыл глаза. — А, старина! — промолвил он. — Это вы!.. Тут Гильденстерн… — Вы живы! — восторженно воскликнул кочегар. — Если бы вы знали, какой вы молодец, что вы живы!.. — Я сам склоняюсь к этой мысли… Понимаете, этот проклятый Гильденстерн… — Он уже пять минут как покойник… Боже мой, да чего же я тут топчусь… Ведь вас надо поскорее перевязать… Отдадим должное предусмотрительности Егорычева: еще на Северном мысу он преподал посмеивающемуся Смиту («Ну, право же, это совсем ни к чему, мистер Егорычев!») основные правила подачи первой медицинской помощи в бою. Сильнее кровоточила рана на ноге, и именно с нее начал свою первую в жизни обработку ран кочегар Сэмюэль Смит. Но еще раньше он расстегнул китель и разрезал тельняшку Егорычева, чтобы тот мог покуда прижимать вату к своей второй ране. Кругом было тихо. Беззвучно порхали огромные бабочки с неправдоподобно яркими крылышками, уютно стрекотали какие-то близкие родственники наших кузнечиков, неподвижно зеленели высоко над головой Егорычева лохматые кроны кокосовых пальм. Трудно было представить себе более безмятежное утро… И вдруг слева, со стороны площади Нового Вифлеема, протараторила короткая автоматная очередь. — Автомат! — встрепенулся Егорычев. — Вы слышали, Смит? Он скосил глаза в сторону деревни и увидел два столба дыма. Он попытался подняться, но это ему оказалось не по силам. — Ну, идите же! — сказал он, видя, что Смит не решается оставить его одного. — Ползком!.. По-пластунски!.. Кочегар быстро спустился по откосу к окраине Нового Вифлеема и так же быстро вернулся. — Они напали на деревню! — Отдавайте мне бинты и идите! — Вы ранены. Вас нужно перевязать. — Пришлите какую-нибудь старуху… Идите! Сейчас ваш автомат не только оружие, но и моральный фактор… Патронов захватите побольше и бегите туда поскорее. Бегите, товарищ Смит! — Бегу, товарищ Егорычев! В это время ниже по склону, там где он переходил в просторную площадь Нового Вифлеема, стрела, точно пущенная Гамлетом Брауном, оборвала навеки цивилизаторскую деятельность Полония. Сразу затрещали оба автомата и пистолет карателей, и чуть попозже в бой включился и Смит со своим автоматом. Теперь со стороны деревни явственно доносились крики воинов, женский и детский плач. Прошло еще две-три минуты, послышались легкие шаги, и над Егорычевым, беспомощно лежавшим с пистолетом в ослабевшей руке, нагнулась голенастая старуха с добрым широким лицом. — Ты жив, желтобородый? — Помоги мне встать! Заскрипев зубами от боли, он все же при ее помощи заставил себя подняться на ноги. — Подведи меня к пещере… пожалуйста! — сказал он старухе. |
