|
При этом я предупредил, что вина их не очень велика, но, дабы сохранить свое лицо в глазах персонала, попросил прислать других каменщиков.
Передо мной извинились и пообещали сделать все необходимое. После этого я заперся в своем кабинете и, положив голову на руки, проспал два часа. Когда я проснулся, то первым делом подошел к окну и глянул на стройплощадку. Двое каменщиков усердно работали там, куда я замуровал труп. Все шло так, как было задумано. Я попросил одного из мастеров отвезти меня домой, сославшись на то, что оставил свою машину механику в гараже с просьбой отрегулировать тормоза. Разумеется, мастер поспешил выполнить мою просьбу, и в одиннадцать часов я уже был у себя дома в Гарше. Маринетта напевала в унисон пылесосу, таская его по ковру. Радио передавало тягучую мелодию, вполне соответствующую настроению. Мутный свет осеннего утра наполнял дом, делая его похожим на аквариум. — Мадам встала? — Еще нет… Я поднялся на второй этаж и вошел в спальню. Глория проснулась, но, похоже, совсем недавно. Она сидела в постели, опершись на подушки. Руки сложены на одеяле, взгляд потерянный. Она все еще не могла прийти в себя после той дозы снотворного, что я ей дал. Взгляд ее остановился на мне, в глазах промелькнул страх. — Ну что, — спросил я, — как ты себя чувствуешь? В ответ она разрыдалась. Я приблизился… присел на край кровати. — Поговорим? — Как хочешь… — Послушай, давай не будем касаться твоей… твоей измены… Это отдельный разговор, может быть, позже мы к нему вернемся, может быть, и нет… — Господи, Шарль… — Ты мне одновременно сообщила две новости, — продолжал я, — вторая в житейском плане гораздо более серьезная, чем первая, давай займемся ею. Этой ночью, пока ты спала, я сделал так, чтобы тело твоего любовника исчезло навсегда… Она опустила глаза и всхлипнула. Меня охватил гнев. — Ну уж нет, Глория… Прошу тебя, никаких сожалений и слез, или тогда выпутывайся сама! Я готов сделать все, чтобы спасти тебя, но при условии, что ты не будешь испытывать мое самолюбие! Она попыталась взять себя в руки и успокоиться. — Как ты это сделал? — спросила она. — Никогда не спрашивай меня об этом, понятно? Должно быть, видок у меня был еще тот. Веки ее дрогнули. — Да, хорошо… — Тебе достаточно знать, что я организовал настоящий спектакль. Пусть все считают, что он уехал. Чтобы я мог безошибочно действовать в дальнейшем, мне необходимо хотя бы в общих чертах знать привычки этого парня. Чем он занимался? Она пожала плечами. — Он писал… — Что именно? — Статьи, книги… — И где он их публиковал? — О, послушай!.. Ее недомолвка заставила меня улыбнуться. — Все понятно, непризнанный гений… Пописывал в ящик. Кстати, у него была привычка путешествовать? — Да, иногда он ездил к матери. Она возглавляет какое-то сельскохозяйственное предприятие возле Анже… — И он наведывался к ней всякий раз, как только оказывался на мели? — Да… — А кроме нее? Друзей он навещал? — Только знакомых по барам… — Ты знаешь его излюбленные кафе? — Да, некоторые… — Ты посещала их вместе с ним? — Да. — Часто? — Да… — А его консьержка тебя знает? — Да… Ее «да» больно били по моему самолюбию, их связь, которую я доселе представлял лишь схематично, обрастала деталями, становилась осязаемой. |
