— А ты тут чего делаешь? — изумился Вожников.

— Так это… — попятился малолетний княжич. — По повелению великой княгини… За сарацином присматриваю.

— Федька-а!!! — заорал Егор, и уже через несколько мгновений кравчий, с громким топотом промчавшись по коридору, встал перед господином.

— Здесь я, княже… — запыхавшись, выдохнул он.

— Выброси этого прохвоста из дворца, и чтобы духу его в городе больше не было!

— Слушаю, княже. — Федька сгреб Пересвета за ворот.

— Постой… Голландца нашли?

— Прости, княже, не успели. Гонец с Харагло-озера еще не вернулся, поспрошать тоже некого. Сказывали, правда, крутился тут кто-то из его банды. Но пока не нашли.

— Ищите, нужен! Но коли пока нет… Вели Милане вина и сластей принести. Мы с женой еще в покоях задержимся.

Разумеется, о связанных с отъездом хлопотах великий князь тоже не забывал, решая срочные вопросы, отдавая распоряжения и составляя инструкции, но много времени это не занимало. Вожников с самого начала настраивал систему финансового управления так, чтобы она могла работать самостоятельно — где-то увязывая интересы каждого писаря и подьячего на результат, чтобы они получали плату в зависимости от приносимой пользы, где-то жестко регламентируя каждый шаг, где-то добавляя внешний контроль от заинтересованных людей. Если горожане будут знать, что на мощение их улиц твердый процент от сборов на мосту идет, или прихожанам местным доля на церковь — фиг они позволят таможеннику хоть копейку мимо казны себе в карман положить. Быстро воеводе настучат, а то и сами дегтем измажут.

Но хлопот было не так много, как казалось, и с супругой он почти не расставался. Тем страннее было ему уже через день услышать от Елены за ужином:

— Зря ты на него так сердишься, любый мой. Он хоть и княжеских кровей, но ведь и вправду сирота. Земли отчие мертвы, родичей средь живых ни одного. Заместо города стольного изба-пятистенок в деревне. От брата старшего, что ныне князем Елецким считается, два года вестей никаких. Как Витовт его в поход на Орду выманил, так более ни живым, ни мертвым никто не видел.

— Мне обыскать твои покои? — отставил кубок Егор.

— Зачем, милый мой? Ты един для меня желанный, более никого нет и быть не может!

— А с какой-такой стати ты вдруг про Пересвета вспомнила? Не иначе этот шкодник опять к тебе пробрался про глазки небесные нашептать да пальчики потрогать?

— Он просто ищет покровительства, Егорушка, — примирительно накрыла его руку ладонью супруга. — Кому еще младшему из княжичей кланяться, у кого защиты искать, кроме как не у главы рода, не у великого князя? Ты им всем заместо отца, а я заместо матери. Соскучился ребенок по слову доброму, по прикосновению ласковому…

— По ремню он соскучился! — перебил жену Егор. — Значит, и правда приходил? Или все еще здесь?

— Я его сразу отослала! — поспешила заверить княгиня. — Не гневайся. Горюет он очень, что серчаешь ты на него. Он ведь служить тебе желает со всей искренностью, в преданности своей клянется.

— С его повадками токмо девкам под юбки лазить, а не поручения княжии исполнять!

— Не выросло еще у него того, с чем под юбки лазают, — отмахнулась Елена. — Хотя язык, знамо, подвешен. Таких, вестимо, в пажи брать и надобно. Чтобы беспокойства никакого, а слушать приятно.

— Беспокойства не будет потому, любимая, что при следующем его появлении я этого пройдоху как раз за язык и повешу!

— Бедный сиротка, — вздохнула женщина.