И, таким образом, более эффективна.
Бутч медленно вышел из поля зрения. С яростными метаниями Ви пытался изменить положение и посмотреть парню в лицо, но его пальцы не могли утвердиться на полу — ещё один успешный ход стратегии копа. Бороться, извиваться и ничего не добиться — это лишь усиливало ужас.
Иными словами, это смерть.
Неконтролируемо дёргаясь, Вишес пытался сопротивляться, но выиграть эту битву ему было не суждено. Проворным рывком маска сомкнулась вокруг его шеи, легла надёжно и надолго.
Ментальная гипоксия наступила сразу же. Никакого кислорода, ничего не проходит, ничего…
Он почувствовал что-то на своей ноге. Что-то длинное и тонкое. И холодное.
Как лезвие.
Он замер. До такой степени, что, благодаря предыдущим усилиям, его тело, словно статуя, подвешенная на цепях, как на одинаковых металлических нитях, стало покачиваться взад-вперёд.
Вдохи и выдохи в этом чехле рёвом отдавались в ушах Ви, пока он пытался сосредоточиться на ощущениях ниже пояса. Нож медленно и неумолимо проделывал свой путь вверх, по внутренней стороне бедра…
И при порезе выступала жидкая дорожка, стекающая вниз по его колену.
Он даже не почувствовал боли от пореза, когда лезвие направилось к его члену. Проблема в том, что это — запрещённый удар по кнопке его разрушения.
Вмиг прошлое и настоящее смешались, алхимия воспламенилась адреналином, циркулирующим в каждой его вене; он тут же пронёсся сквозь множество лет к той ночи, когда люди Бладлеттера держали его в грязи, в отцовском лагере. Татуировки были не худшей частью.
И вот опять, это происходит снова. Только не с клещами.
Вишес кричал сквозь кляп… и держался за него.
Он кричал из-за всего, что потерял… из-за того, что был мужчиной лишь на половину… из-за Джейн… из-за того, кем были его родители, и того, чего он хотел для своей сестры… из-за того, что вынудил сделать своего лучшего друга… Он кричал и кричал, пока не осталось ни дыхания, ни сознания, ничего.
Ни прошлого, ни настоящего.
Даже самого себя.
И посреди этого хаоса, как бы странно это не было, он обрёл свободу.
Бутч знал, когда именно его лучший друг потерял сознание. Не просто из-за того, что свисавшие ступни прекратили метаться; а по внезапной расслабленности горы его мускул. Больше никакого напряжения в огромных руках и массивных бёдрах. Мощная грудь перестала вздыматься. Прекратились попытки порвать путы на плечах или спине.
Бутч тут же убрал с ноги Ви ложку, взятую на кухне, и прекратил лить чуть тёплую воду из стакана, который схватил в баре.
Слёзы на глазах не помогли ему ослабить маску и снять её. Не облегчили разборку обездвиживающей установки. А с кляпом было сложнее всего.
Корсет снимался с огромным трудом, но как бы отчаянно он не спешил спустить Ви, гораздо проще всё снять, когда есть возможность поворачивать тело на триста шестьдесят градусов. И довольно скоро брат был покрыт кровью, но свободен.
Бутч переместил рукоятку на стене вниз и медленно опустил огромное, безжизненное тело Вишеса. Не было признаков, что изменение в высоте как-то им почувствовалось. Пол принял на себя удар, когда на него рухнули слабые ноги Ви, колени подкосились, а мрамор поднялся навстречу его заднице и туловищу.
Крови стало ещё больше, когда Бутч снял оковы.
Боже, на друга было страшно смотреть. Кляп оставил покраснения на щеках, повреждения от корсета стали ещё глубже, на запястьях были рваные раны.
И это вдобавок к состоянию, в котором пребывало лицо парня, благодаря тому, во что он им засветил.
В этот момент всё, что Бутч мог сделать, это убрать с лица Ви прядь чёрных волос. Его руки тряслись, как при треморе. Затем он посмотрел на тело своего друга, на чернила ниже талии, на поникший член… и шрамы. |