Но Блэй мог влюбиться в Сэкстона, и видит Бог, Куин слишком часто имел лучшего друга.

Точнее не имел, в данном случае.

Когда он наконец вернулся в свою комнату — только потому, что было слишком жалко стоять и пялится на изнанку штор, — то осознал, что всё в жизни крутилось вокруг него. Что он хотел. В чём нуждался. Что должен был иметь.

Старый Куин заехал бы на автобусе в эту дверь…

Поморщившись, он попытался не принимать выражение буквально.

Дело в том, что смехотворная, бабская фраза была верна: если любишь кого-то — отпусти.

Оказавшись в своей комнате, он сел на кровать. Оглядываясь вокруг, Куин увидел мебель, которую не покупал… декорации изумительные, но безликие, и не в его вкусе. Ему принадлежала лишь одежда в шкафу, бритва в ванной и кроссовки, которые он скинул у входа в комнату.

Как и в родительском доме.

Ну, здесь люди на самом деле ценили его. Но жизнь продолжалась, и в действительности — своей у него не было. Он был защитником Джона. Солдатом Братства. И…

Чёрт, сейчас, когда он не потакает своей секс-зависимости, на этом список можно закончить.

Прислонившись к изголовью кровати, Куин скрестил ноги в лодыжках и поправил халат. Ночь простиралась перед ним с ужасающей монотонностью… будто он ехал, ехал и ехал по пустыне… и впереди его ждали аналогичные ночи.

Месяцы.

Годы.

Он подумал о Лейле и данном ей совете. Чёрт, они вдвоём оказались в одинаковых условиях.

Закрыв глаза, он был рад, когда начал парить. Но возникло предчувствие, что любое обретённое ощущение покоя продлится недолго.

И он был прав.

Глава 42

В Лошадином госпитале Трикаунти, пока Глори обнюхивала его хирургическую форму, Мэнни стоял не шевелясь, осознавая, что возможно, ему стоит уйти. Но обнаружил, что не может оторвать себя или Пэйн от лошади.

Время заканчивалось для его Глори, и это убивало Мэнни. Но он не мог просто бросить её увядать, становиться с каждым днём всё меньше, хромать всё больше. Она заслужила большего.

— Ты любишь её, — мягко сказала Пэйн, её бледная ладонь скользила по спине чистокровной породистой верховой лошади, спускаясь к бедру.

— Да. Люблю.

— Ей повезло.

Нет, она умирала, и это было проклятье.

Он прокашлялся.

— Думаю, нам пора…

— Доктор Манелло?

Мэнни отклонился назад и посмотрел поверх двери в конюшню.

— А, Док. Привет. Как вы?

Когда заведующий ветеринар подошёл к ним, его смокинг также бросался в глаза, как и вилы — в ложе оперы.

— Я в порядке… вы тоже хорошо выглядите. — Парень поправил бабочку на шее. — А во фраке я потому, что ехал домой из Метрополитена. Решил заскочить, проведать вашу девочку.

Выбравшись из стойла, Мэнни протянул руку.

— Я тоже.

Они пожали руки, и ветеринар заглянул в стойло… его глаза расширились, когда он заметил Пэйн. — О… здравствуйте.

Когда Пэйн слегка улыбнулась мужчине, хороший доктор моргнул, словно солнце прорезалось в облачной гряде и воссияло над ним.

Океееееееееей, Мэнни задолбали ублюдки, которые так пялятся на его женщину.

Становясь между ними, он сказал:

— Есть ли возможность обеспечить ей подвешенное состояние, чтобы ослабить напряжение?

— Мы фиксируем Глори каждый день на пару часов. — Отвечая, ветеринар наклонялся в сторону, пока Мэнни не загородил ему обзор своим торсом. — Я не хочу рисковать проблемами с дыханием или желудочно-кишечным трактом.

Устав от этих наклонов, и желая уберечь Пэйн от того, в какую сторону уходит разговор, Мэнни взял парня под руку и отвёл в сторону.