Встреча произошла 7 марта 1563 года посреди Луары, на Бычьем острове, расположенном западнее Орлеана. Конде прибыл в сопровождении коннетабля де Монморанси; Екатерина Медичи привела с собой самую красивую девушку из своего летучего эскадрона, мадемуазель Изабель де Лимей.

Флорентинка хорошо знала, что делает.

Принц Конде, «весьма расположенный к галантным забавам», был очарован юной Изабель и потому проявил куда больший интерес к ее голубым глазам, чем к условиям мира.

Переговоры тянулись много дней, и при каждой встрече глава протестантов, демонстрируя свою галантность, мало-помалу утрачивал свою непримиримость. Когда Екатерина Медичи сочла наконец, что страсть его достаточно распалена, она положила перед ним текст соглашения, дававшего ей неоспоримые преимущества:

— Свобода за подпись под соглашением.

Свобода означала владеть Изабель. Конде подписал без возражений.

К вечеру он был свободен.

На другой же день в огромной кровати под балдахином мадемуазель де Лимей доказала принцу, что регентшу никак нельзя назвать неблагодарной, а также что сама мадемуазель полна самых пылких чувств к нему.

* * *

Екатерина Медичи дала возможность принцу Конде и Изабель несколько дней понаслаждаться друг другом, а затем отозвала свою фрейлину и поручила ей новое задание. Теперь ей следовало побудить принца возвратить Гавр, город, который протестанты преподнесли в дар английской королеве Елизавете в обмен на помощь во время гражданской войны 1562 года.

От завоевания этого важнейшего порта зависела безопасность Нормандии, и Екатерина предполагала объединить все военные силы королевства, чтобы с. успехом осуществить это предприятие.

Однако Колиньи и Андело сразу дали ей понять, что отказываются поднять оружие против Елизаветы, их недавней союзницы.

Оставался Конде, который один только и мог увлечь за собой войска протестантов. Так что Изабели было поручено добиться его поддержки любой ценой.

Она начала с того, что завела в свою комнату и там «позволила себе тысячу очаровательных дерзостей, позволявших разжечь его кровь».

До нее у принца бывали любовницы, но, судя по всему, довольно пассивные. Инициативность Изабель его восхищала, но и смущала одновременно. Глядя помутившимся взором, как он едва переводит дух, слыша, как вскрикивает осипшим голосом, юная красавица поняла, что он у нее в руках.

После нескольких обработок в таком же духе для нее было сущим пустяком подвести Конде к желанию вернуть Гавр. Да что там Гавр, он бы с удовольствием принес ей и голову Колиньи для украшения камина, настолько был влюблен…

Весть о решении, принятом главой протестантов, разнеслась мгновенно. Прежде всего она привела в замешательство англичан, которые не ожидали столь грубого проявления неблагодарности; поэтому английский посол сэр Томас Смит написал Государственному секретарю Сесилу: «Конде — второй король Наварры, во всяком случае, так же, как тот, помешан на женщинах. Еще немного, и он станет врагом и Богу, и нам, и себе самому».

Он и думать не думал, до какой степени окажется прав. Буквально через несколько недель любовник Изабель де Лимей собственной персоной со шпагой в руке стоял под Гавром.

Сокрушенные шквалом артиллерийского огня, которым командовал Конде, англичане вынуждены были пойти на унизительный мир и с несчастным видом отплыли от берегов Франции к полному удовлетворению флорентийки.

И еще раз Екатерина Медичи могла выразить удовлетворение работой мадемуазель де Лимей.

Если кого и могло удивить поведение принца Конде то только англичан. Многие протестанты открыто хулили принца за то, что он разошелся с Колиньи и Андело из желания понравиться хорошенькой женщине.

И так же, как в свое время Антуану Наваррскому, Кальвин отправил принцу из Женевы письмо, полное горьких упреков: «Можете не сомневаться, Монсеньор, что ваша честь нам дорога не меньше вашего здоровья.