В таких случаях он старался отослать куда-нибудь Жана де Лаваля, который хотя и был очень занят своим отрядом, довольно много времени проводил при дворе. Королю нельзя отказать в воображении. Желая отослать месье де Шатобриана в его имение, но так, чтобы он этого не почувствовал, король решил обложить Бретань новыми налогами и попросил Жана де Лаваля взять на себя эту дополнительную обязанность в отношении бретонцев. Это позволяло одним выстрелом убить двух зайцев: удалить нежелательного свидетеля и одновременно пополнить королевскую казну, которая регулярно опустошалась бесконечными праздниками и похождениями монарха.
Жан де Лаваль, обрадованный поручением, которое свидетельствовало, что король его уважает, отбыл из Блуа, ничего не подозревая, и после трех месяцев изнурительных препирательств добился удовлетворения королевских притязаний.
Вот так и случилось, что целая провинция оказалась обременена налогами ради прекрасных и обожаемых глаз м-м де Шатобриан.
В отсутствие мужа Франсуаза, добившаяся важных постов для него и братьев, подумала наконец и о себе и повела себя очень обходительно с королем.
Франциск посылал ей стихи, которые сочинял ночью в тиши своей спальни. Она отвечала ему тоже в стихах, отличавшихся не меньшим изяществом.
То, чего так страстно король добивался в течение трех лет, кажется, вот-вот должно было произойти, и «с сердцем, открытым навстречу счастливому будущему», как написал историк, Франциск I повез на Рождественские праздники весь свой двор в Коньяк. В повозках, направлявшихся к югу через Шательро и Рюфек находились все, кого он по-разному, но все-таки любил: его жена Клод, его неутолимое желание м-м де Шатобриан. его сестра Маргарита де Валуа, его фаворит адмирал Гуфье де Бониве, а также самые грациозные создания Луарской долины, его «маленькие разбойницы». Весь этот шумный и многочисленный двор, стремившийся во всем подражать своему государю, в конце концов превратился, по свидетельству очевидцев, «в настоящий лупанарий». Там то и дело «запускали руку под юбку», находясь при этом в полном душевном здравии, что приводит в изумление нынешних психоаналитиков.
Франциск I обожал подобные вольности и относился с большим недоверием к людям добродетельным, которых, посмеиваясь, называл лицемерами. Особенно безжалостной была его ирония в отношении тех, чье целомудрие было подлинным, и потому некоторые стыдливые от природы придворные с большими для себя мучениями пытались изобразить развратников, только чтобы понравиться королю.
«В те времена, рассказывает Соваль, не иметь любовницы значило уклоняться от своих обязанностей. Король желал знать имя любовницы каждого из придворных, ходатайствовал за мужчин, еще чаще давал рекомендации дамам и делал все, чтобы парочки встречались. Но и это еще не все. Если он наталкивался где-нибудь на такую парочку, он желал знать, о чем они между собой говорят, и когда эти разговоры казались так долго. Далекий от мысли побыстрее затащить Франсуазу к себе в постель, он готов был предпринять все что угодно, лишь бы она уступила ему по собственной воле.
А между тем шел 1519 год.
11 января неожиданно скончался Максимилиан Австрийский, оставив вакантным имперский трон. Франциск I тут же выставил свою кандидатуру против Генриха VIII (который, впрочем, вскоре отказался от этого намерения) и нового короля Испании Карла.
В течение многих недель он грезил о короне, которая позволила бы ему восстановить империю Карла Великого, стать властелином Европы, повелителем мира и, конечно же, покорить прекрасную м-м де Шатобриан. Разве смогла бы она тогда отказать самому красивому, самому могущественному и самому молодому суверену на земле?
Увы! На этот трон под именем Карла Пятого был избран испанский король, и Франциску I пришлось пережить крушение своей мечты.
М-м де Шатобриан знала об этих надеждах короля, и когда ей стали известны результаты выборов, она явилась к нему, полная сочувствия и нежности, и прижалась к своему «дорогому, горячо любимому государю», почувствовав, как ему тяжело. |