— Засмеялся капитан и позвонил в штаб, но майора не было на месте.
Взгляд капитана упал на коробку мини-шахмат, стоящую на краю стола.
— Постойте! Вы говорите, что вы русский?
— Да, сэр.
— Значит, играете в шахматы?
— Нет. Как сказал Байрон, жизнь слишком коротка для шахмат.
— Байрон так сказал? Скажите пожалуйста! Но какой вы русский, если не играете в шахматы? А про Алехина вы слышали?
— Конечно. Чемпион мира по шахматам. Русский эмигрант. Наша гордость.
— Гм. А вы — коммунист?
— Я член Лиги молодых коммунистов. Так звучит комсомол по-английски.
— Гм. А в шахматы, значит, не играете. Странно.
Капитан протянул перебежчику початую пачку сигарет «Лаки страйк». Кремлев с удовольствием закурил — сигареты были несравненно лучше, ароматнее и крепче немецких.
— Интересно, что немцы знают о нас.
— Очень много. Например, у Монти имеется собака дворняжка по прозванию Гитлер, а своего белого терьера он назвал Роммелем. Собаку Паттона — бультерьера зовут Вилли.
— Ну, а про Монти и Паттона крауты что говорят?
— Монти — окопник первой мировой. Привержен к позиционной войне. Осторожный, обстоятельный, медлительный. Собак войны, британских дворняжек, английских терьеров, он держит в намордниках на коротком поводке. Паттон — лихой кавалерист первой мировой, пересевший с жеребца на танк. Своих собак войны, злющих американских бультерьеров, он непрестанно науськивает на краутов и учит их хватать не за пятки, как Монти, а за горло, за аорту. Действует Паттон без оглядки, по-кавалерийски, нахрапом и наскоком. Монти пытается воевать малой кровью, Паттон же — не жалея солдат. Монти и Паттон по-собачьи грызутся друг с другом за славу и чины, сцепились еще в Сицилии, да так, что шерсть летит во все стороны. Монти постоянно втыкает палки в гусеницы танкам Паттона, и это краутам очень нравится.
Американцы переглянулись, пряча улыбки, с видом глубокого удовлетворения.
— Крауты считают, — продолжал Вернон, — что они легко устроили бы союзникам второй Дюнкерк, если бы ими командовал только Монти. С Паттоном им справиться труднее, но и его они одолеют.
Американцы нахмурились.
— Ну а что крауты говорят про нашего Айка?
— Один немецкий генерал, большой острослов, сказал, что фельдмаршал Монтгомери — лучший полководец вермахта, а генерал Эйзенхауэр — лучший генерал Черчилля, потому что он идет на поводу у Монти.
— А что говорят эти мерзавцы о нашей Первой армии и о нашей дивизии?
— Что в Арденнском лесу вы, раззявы и ротозеи, спите очарованным сном. Что ваша разведка навеяла вашему командующему генералу Кортнею Ходжесу золотой сон. Что Ходжес был исключен за неуспеваемость с первого курса военной академии в Вест-Пойнте.
— Сукины дети! — выругался капитан. — Наш Ходжес лучше Паттона! Ничего! Мы собьем с этих немецких овчарок остатки армейской спеси!
Перебежчик тяжко вздохнул, с сомнением покачал головой.
— Вижу я, — сказал Вернон, — как беспечно вы тут устроились. Никаких окопов, укрепленных огневых точек…
— «Копай или подыхай»! — презрительно фыркнул капитан. — Так было в первую мировую. И вообще мы, американские джи-ай, считаем, что рыть окопы ниже нашего достоинства.
— И никакой сторожевой службы!
— Ребята смотрят кино или слушают бейсбол по радио, — ухмыльнулся капитан. — Им не до краутов.
Лейтенант был явно встревожен. Он весь подался к перебежчику. |