Любопытная особенность детских приставок: они никогда не срастаются с корнем. Ребенок отрывает их от корня и легче и чаще, чем взрослые. Он, например, говорит:
- Я сперва боялся трамвая, а потом вык, вык и привык.
Он не сомневается в том, что если есть "привык", то должно быть и "вык".
То же и с частицами отрицания.
Скажешь, например, малышу: "Ах, какой ты невежа!", а он: "Нет, папочка, я вежа, я вежа!" Или: "Ты такой неряха", а он: "Ладно, я буду ряха!"
Бабушка Ани Кокуш сказала ей с горьким упреком:
- Ты недотёпа.
Аня со слезами:
- Нет, дотёпа, дотёпа!
И вот восклицание Мити Толстого перед клеткой зоосада:
- Ай, какие обезьяны уклюжие!
У взрослых отрицание не чаще всего прирастает к корням. Я впервые подумал об этом, когда услышал такой разговор малышей:
- Не плачь, он ударил нечаянно.
- Нет, чаянно, чаянно, я знаю, что чаянно!
Есть целая категория слов, не существующих во "взрослом" языке без отрицания. Таково, например, слово ожиданный. Без приросшего к нему отрицания оно в новейшей литературе уже не встречается. Стандартной формой стало: "неожиданный", но в прежнее время мы то и дело читали:
"Ожиданное скоро сбылось..." (Щедрин).
"Вместо ожиданной знакомой равнины..." (Тургенев).
Некрасов в 1870 году ввел это слово в поэму "Дедушка":
Вот наконец приезжает
Долго ожиданный дед,
но в первом же издании той книги, где была вторично напечатана эта поэма, счел необходимым изменить всю строку:
Вот наконец приезжает
Этот таинственный дед.
Дети не одобрили бы этой поправки. Ибо слово "ожиданный" живо для них и сейчас.
Лет двадцать назад я подслушал такой диалог:
- Отстань, я тебя ненавижу.
- Я тебя тоже не очень навижу.
И то же самое довелось мне услышать недавно:
- Мама, я не могу навидеть пенки.
Словом, дети и знать не желают этого нерасторжимого сращения приставки и корня; и попробуйте скажите трехлетнему Юре, что он говорит нелепости, он запальчиво ответит: "Нет, лепости!"
Вообще всякое "не" обижает детей:
- Ненаглядная ты моя!
- Нет, наглядная!
Я сказал на Кавказе двухлетнему загорелому малышу:
- Ух, какой ты стал негритенок.
- Нет, я гритенок, гритенок.
Неустанно вникая в структуру всякого сложного слова, дети часто воскрешают в своих речах то далекое прошлое, когда еще не наблюдалось такого сращения служебных частиц и корней. От слова "лепости" так и пахнуло стариной, когда лепым называлось ладное, гармоничное, стройное.
Вспомним: "Не лепо ли ны бяшеть, братие" в "Слове о полку Игореве", а также: "У людей-то в дому чистота, лепота" - в "Песнях" Некрасова (1866).
Другое старинное слово я слышал от детей много раз, когда говорил им "нельзя". Они отвечали: "Нет, льзя". И это льзя напоминало Державина:
Льзя ли розой не назвать?
Льзя, лепый, вежа, чаянно - эти старинные слова умерли лет полтораста назад, и ребенок, не подозревая об этом, воскрешает их лишь потому, что ему неизвестна их неразрывная спайка с частицей "не", установившаяся в давней традиции. Он вообще не знает никаких исключений из общего правила, и если эти исключения относятся к позднейшей эпохе, то, игнорируя их, он тем самым возвращает словам их забытый смысл. Помню возглас одного четырехлетнего воина:
- Я пленил Гаврюшку, а он убежал!
Пленил, то есть взял в плен.
Это архаическое слово почти совсем забыто в нашей речи, и если мы употребляем его, то чаще всего в переносном смысле ("она пленила меня красотой"), а ребенок вернул ему его прямое значение, оглаголив существительное "плен". |