И этот образованный и «милый» человек, едва получив назначение на высокий пост проконсула Ахайи, оказался вовлечен в исключительно глупый и бессмысленный спор иудеев. Враги Павла постоянно меняли тактику борьбы, приспосабливаясь к форме правления в том городе, где разворачивался конфликт. Мы уже видели, как они действовали в римской колонии — строили обвинения на законодательной базе. В свободном греческом городе они предпочитали использовать демагогию. В Коринфе их методы борьбы приобрели новый — и весьма тонкий — оттенок, который невнимательный читатель может и не заметить. Они понимали, что если просто обвинить Павла в неуважении к иудейской религии, это не даст желаемых результатов. Требовалось нечто более драматичное, что не только произвело бы впечатление на проконсула, но и напугало бы еще не свыкшегося с должностью Галлиона. В итоге «напали иудеи единодушно на Павла». На практике это означало, что они устроили настоящую демонстрацию для привлечения внимания городского начальства, а затем привели апостола на судилище в базилику, поставив перед бемой. И обвинили его в том, что «он учит чтить Бога не по закону».

Суть обвинения заключалась в следующем: иудаизм, как форма поклонения божеству, подпадал под защиту римских законов, и Павел нанес оскорбление узаконенной религии. Это был образчик типичной еврейской казуистики, а поддержку оказывала собравшаяся толпа «обиженных». Вся картина приводит на память шумную сцену, разыгравшуюся в присутствии Понтия Пилата.

Галлион, однако, не поддался на провокацию и проявил завидное спокойствие. Ах, как бы я хотел присутствовать при этом зрелище! Облаченный в белую тогу брат Сенеки восседал в кресле, с одной стороны от него тянулась обрамленная колоннами дорога на Лехеон, а с другой — возвышалась огромная масса Акрокоринфа. Солнце играло на бронзовых шлемах римских легионеров, рядом стояли ликторы с заготовленными орудиями наказания. А перед проконсулом на цветном мраморном полу скорчился Павел. Можно представить, как Галлион повелительно вскинул руку, и шум в стане иудеев постепенно смолк. Проконсул выслушал обвиняющую сторону, затем — даже не дав раскрыть рта апостолу — повернулся в сторону евреев и объявил: «Иудеи! Если бы какая-нибудь была обида или злой умысел, то я имел бы причину выслушивать вас. Но когда идет спор об учениях и об именах и о законе вашем, то разбирайтесь сами. Я не хочу быть судьею в этом».

Ликторам был дан приказ очистить место судилища. Но поскольку вердикт проконсула напрямую касался собравшихся язычников, они разошлись не скоро. Они схватили Сосфена, начальника синагоги, и долго били его перед зданием судилища. Прокуратор же не обратил на это ни малейшего внимания: «Галлион ни мало не беспокоился о том».

Этот вошедший в историю приговор многократно обсуждали христианские писатели. Ему давали множество толкований, часто несправедливых. Недопустимо, на мой взгляд, что имя Галлиона стало синонимом безразличия к серьезным вопросам. Этот человек являл собой образец образованного и воспитанного римлянина, подлинного аристократа. Он потратил время, выслушал глупое, сфабрикованное обвинение и вынес решение. Толпа согласилась с ним. Если они решили навешать колотушек мстительному раввину, вызвавшемуся представлять мнение злобной и нечестной толпы, — что ж, это их дело! Злодей получил по заслугам.

«Галлиону до этого не было дела».

Павел остался еще на какое-то время в Коринфе, заканчивая свои труды. Минуло полтора года с тех пор, как он впервые пришел в этот город.