Вполне возможно, именно таковы и были намерения Павла. Он собирался посетить праздник Пятидесятницы в Иерусалиме. Для этого он должен был сесть на корабль пилигримов, который сначала шел в Эфес, а затем на юг, в Сирию. Нам известно, что апостол провел в Эфесе, по крайней мере, одну субботу, во время которой проповедовал в синагоге. Однако дольше остаться в Эфесе он отказался — возможно, обет влек его в Иерусалим. Оставив Акилу и Прискиллу присматривать за формированием общины, Павел сел на корабль, отправлявшийся в Кесарию.

Во время своего краткого визита в этот величайший город Малой Азии апостол обдумывал следующий этап миссионерской жизни. В качестве сцены для апостольской деятельности Павла Эфес был даже важнее, чем Коринф. Павел прибыл в Сирию весной 53 года. Летом того же года он покинул эту страну, чтобы отправиться в свое третье миссионерское путешествие. Он снова посетил «возлюбленных галатов», а вслед за тем пошел в Эфес, где провел три года, проповедуя Евангелие Христа.

В мои планы — буквально по шагам восстановить путь святого Павла — вмешалась стихия. Начался сезон дождей, а это означало, что дожди, которые по силе и ярости могли сравниться с тропическими ливнями, будут идти практически ежедневно. Такая же погода ожидала меня и в Малой Азии. Посему я решил, что будет благоразумно вернуться в Англию и лишь через полгода возобновить знакомство с Эфесом.

Глава десятая

Из Эфеса через Кесарию в Рим

Мое путешествие в Эфес; я осматриваю руины древнего храма Дианы и того театра, в котором серебряных дел мастера выступили против Павла. Далее я путешествую в Палестину, останавливаюсь у кармелитов и посещаю Кесарию. Затем сажусь на корабль, отправляющийся на Мальту; там моему взору предстает кладбище мертвых кораблей. После этого я плыву в Неаполь и добираюсь до Рима. Путешествие мое оканчивается возле гробницы святого Павла.

1

Капитан корабля был крепким и невозмутимым уроженцем Гебридских островов. Его голубые глаза настолько привыкли вглядываться в ночной туман или в нечто, находящееся за пределами обычной видимости, что приобрели какой-то особый, почти мистический блеск. Когда капитан смотрел на вас своим характерным остановившимся взглядом, казалось, будто он, впав в состояние транса, попросту никого не замечает. У него был необычный тембр голоса — низкий и глубокий, а поскольку обычно он говорил негромко, то создавалось впечатление, будто он мыслит вслух.

Когда наше судно проходило между южным побережьем Троады и северным берегом Митилены, капитан передал мне через стюарда приглашение подняться на капитанский мостик. Я застал его прильнувшим к биноклю — капитан внимательно разглядывал проплывавший мимо берег. Не отрываясь от своего занятия, он обратился ко мне с вопросом:

— Вам это ничего не напоминает?

Я внимательно пригляделся к проплывавшему мимо мысу Баба и холмам, подступавшим к заливу Адрамиттий.

Судно ощутимо покачивало. Стоял один из тех туманных мартовских дней, когда бирюзово-голубые волны Эгейского моря приобретают неприятный серо-стальной оттенок; а над горными вершинами собираются насыщенные громами и молниями тучи. Наплывающие клочья тумана внезапно скрывают из вида проплывающие острова, а самые высокие из гор как-то съеживаются и уменьшаются в размерах.

— Что мне это напоминает? — переспросил я. — Конечно же, Шотландию.

— Вот именно, — пробурчал капитан. — А если точнее, острова.

Когда мы уже приближались к Троаде, над заливом Адрамиттий пошел дождь.