Так же обстоит дело и в медицине:

«В некоторых случаях, когда в крови тяжелых послеоперационных больных намечается опасное снижение концентрации натрия, врачи вводят им большое количество хлористого натрия. Но состояние больных от этого не становится лучше. Наоборот, натриевая недостаточность усугубляется. А происходит это потому, что, чем больше натрия вводится в больной организм, тем активнее идет реакция превращения его в калий, что и влечет за собой смерть больного. Констатация подобных фактов открыла новые пути в медицине и в науке о питании».

Статья из итальянского журнала «Эуропео», откуда я привел цитаты, озаглавлена: «Человек, потрясший основы биологии». Однако профессор Луи Кервран, о котором там идет речь, потряс прежде всего основы физики. Как известно, превращение одного элемента в другой — это ядерная реакция: либо синтез легких ядер, либо распад тяжелых. И в том, и в другом случае, чтобы реакция произошла, требуются огромные затраты энергии, идущие на преодоление ядерных сил. Мощные ускорители, в которых ядра бомбардируются и разбиваются частицами высоких энергий, плазменные установки, создающие температуры в миллионы градусов, при которых идет реакция ядерного синтеза, — вот те средства, с помощью которых физик занимается «современной алхимией» (выражение Резерфорда).

Правда, у каждого элемента в самом деле есть склонность к самопроизвольному превращению. «… Легкие ядра имеют тенденцию к слиянию, а тяжелые — к делению, — пишет известный западногерманский физик Макс Борн, — следовательно, все вещество, за исключением элементов в середине периодической системы (железо), в принципе не стабильно. Но скорости реакций в земных условиях так безмерно малы, — добавляет он, — что ничего не случается».

Кервран думает иначе.

И все-таки он явно не желает связываться с физиками, так что в заголовке статьи вовсе не случайно говорится о потрясении основ именно биологии. Кервран заявляет, что его исследования касаются «живого» атома, ко-торым-де занимается биология, а не «физического», с которым имеет дело физика. Тут уж он потрясает основы всей науки вообще.

В некоторых американских штатах закон до сих пор запрещает преподавать дарвинизм. Обоснование все то же, что и лет пятьдесят назад, когда таких законов было несравненно больше: родство человека с низшими животными, с обезьянами, о котором говорится в эволюционной теории, унижает человеческое достоинство.

Но что сказали бы американские законники, если бы они узнали, что на итальянской земле — в Неаполе — родилась новая теория происхождения человека, согласно которой его предок и ближайший родственник не обезьяна, а медведь.

Впрочем, с родственником-медведем они, возможно, примирились бы скорее. Во всяком случае, автору теории — биологу и палеонтологу Луиджи Аммендоле (которого нам опять же представляет «Эуропео») — он явно более симпатичен, чем гориллы и орангутанги. Больше того, как раз это обстоятельство он считает одним из важных доказательств своей правоты:

«Почему самая любимая игрушка детей не обезьяна, а медвежонок? Почему человек обижается, когда его сравнивают с обезьяной, и добродушно ухмыляется, если кто-нибудь назовет его медведем? Почему слово «медведь» нередко входит составной частью в названия городов, фамилии, имена (город Берн, например, имя Бернард, фамилии Орси, Орсини, созвездия Большая и Малая Медведицы и т. д.), а слово «обезьяна» — никогда? Оказывается, ответ прост: да потому, что человек происходит не от обезьяны, а от медведя (а если говорить более научно, потому, что у человека и урсидов — общие предки)».

Некоторое время назад в «Литературной газете» была напечатана статья английского зоолога Десмонда Морриса, где был приведен список из десяти животных, наиболее любимых детьми (а дети, как известно, — полпреды человечества).