Девушке казалось, что графиня в замке была словно певчая птичка в железной клетке. Даже если они с графом любили друг друга, жизнь вдали от людей могла показаться очень тяжелой для молоденькой чувствительной и хрупкой девушки.

Атейле хотелось бы узнать, что это был за брак, но она была слишком горда, чтобы расспрашивать слуг, хотя те были не прочь поговорить об этом.

В то же время она уже поняла, что вдова ненавидела жену графа. Во всем, что она говорила о графине, чувствовалось предубеждение.

— Это все равно что читать книгу, в которой нет половины страниц, — пробормотала девушка. — Приходится только догадываться, что там было вначале.

Она улыбнулась своим мыслям, потом подумала, как не хватает девочке матери. Ведь сама она каждую ночь, лежа в постели, чувствовала почти физическую боль от того, что отца больше не было с ней.

После полудня прибыли маркиз и маркиза Уик. Дженни прибежала наверх с извинениями, что в суматохе забыла переодеть Фелисити.

— Там внизу не хватает людей, мисс, — сказала она, — потому что у мисс Джонс опять болит голова.

Пожилая горничная мисс Джонс работала под началом миссис Брайерклифф. Она часто страдала от головных болей, таких сильных, что ей приходилось ложиться в постель.

— Понимаете, это значит, у меня прибавилось обязанностей, — говорила Дженни. — Ее светлость привезла с собой свою горничную, но она плохо себя чувствует после поездки, мы должны помочь ей.

— Не волнуйтесь о нас, — успокоила девушку Атейла. — Я знаю, вы хотите, чтобы прием его королевского высочества прошел как можно лучше.

— Да, мы все стараемся, — сказала Дженни. — И не забудьте, мисс, я позову вас посмотреть, когда маркиза будет спускаться к обеду и прибудет их королевское высочество.

— Звучит просто захватывающе, — улыбнулась Атейла.

Она вспомнила рассказ отца: в случае приезда гостя королевской крови хозяин сам должен встречать его у парадной двери.

— В Англии только королевские особы имеют право на такие знаки внимания, — сказал он тогда, — но в арабских странах, ты сама прекрасно знаешь, моя дорогая, хозяин встретит и проводит со всеми почестями любого, кто переступит порог его дома.

Атейла знала, что это так, и ей была приятна та вежливость с которой арабы встречали своих гостей. Если гость хвалил какую-нибудь вещь хозяина, будь то предмет искусства или красивая женщина, владелец немедленно отвечал ему:

— Это твое!

— И что потом надо действительно забирать все с собой? — спросила как-то Атейла. Ее отец рассмеялся:

— Если бы это было так, то у меня уже был бы целый гарем! Нет, ты благодаришь за подарок, а потом как бы забываешь о нем…

«Я должна посмотреть, как граф будет принимать его королевское высочество, — подумала Атейла. — Интересно, настолько ли он гостеприимен, как вождь бедуинов или шейх, который устроил в честь папиного приезда пир, где нам подавали как особый деликатес глаза овцы, зажаренной на вертеле специально для нас».

Потом она подумала, что ее мама пришла бы в ужас, узнав, что ее дочь собирается подглядывать и сравнивать. Она всегда считала это ниже своего достоинства.

— Если бы я была леди, ты была бы права, мама, — сказала Атейла, словно мать могла услышать ее. — Но я простая гувернантка, или, как сказал мне граф, платная прислуга.

Она уложила Фелисити, помолилась вместе с ней и поцеловала на ночь.