Но вот «коррида» окончена. Осужденного тянут на бойню, а сопряженные с ним происшествия ограничиваются порванными штанами и припачканными красной пылью коленями. Иногда дело завершается не столь мирно. Из уст в уста передается история о бедняге, сраженном насмерть мощным ударом бычьих рогов два года назад.

…Прогулка продолжается по чудесным лугам, усаженным плодовыми деревьями, в цветущей каштановой роще и возле водяной мельницы, чье колесо, вращаясь под напором воды, заполняет лощину своим мерным «тик-так».

Примитивная мукомольня не слишком комфортабельна. Изъеденная сыростью хижина, черная и задымленная, напоминает скорее обиталище угольщика. В ней толкутся такой же черный мельник, во всяком случае, темнокожий, не понимающий ни слова по-французски, его жена с явными зачатками зобной болезни и целая стайка детей.

Все эти персонажи, смущенные нашим появлением, суетятся посреди вязок лука, колосьев маиса, домашних животных, разномастного и жалкого хозяйственного инвентаря — первое темное пятно на великолепной картине природы. Но не последнее.

Наутро мы начинаем охоту в горах. К сожалению, дичь в этих местах попадается редко. Неунывающий Казальс, однако, предвещает успех.

Оставляем деревню, находящуюся на высоте шестисот шестидесяти метров над уровнем моря, и поднимается по склону. Наша дорога — какая там, к черту, дорога! — высохшее русло реки, под наклоном в сорок пять градусов. Пересекаем каштановую рощу, снова подъем… все время подъем!

Сердце бешено колотится в груди, ноги тяжелеют, нот заливает глаза.

«Вперед!» — кричат мои спутники, такие же бодрые, как и в начале пути. Они посмеиваются, видя, как я выбиваюсь из сил.

Характер рельефа меняется. На смену тощей растительности приходит хаотичное нагромождение глыб красного гранита, между ними пробиваются к солнцу чахлые дубовые побеги. Поражают бездны, где грохочут горные потоки, где впадины заполнены жидкой красноватой грязью, а на узкие карнизы с трудом можно поставить ногу. Мы похожи на насекомых, приклеенных к огромной вертикальной стене. Возможно, наша цель — достичь одинокого пика, чья вершина кажется неприступной.

Вскоре зеленые дубки и красный гранит исчезают, уступая место серым скалам, стертым и плешивым, за которые каким-то чудом цепляются растения — самшит, можжевельник, вереск, колючий дрок, чабрец и шалфей…

Еще усилие! И мы у цели. То, что я принял за пик, оказалось довольно широким плато, по его пологому склону мы переходим на другую сторону, к краю ущелья, в глубине которого клокочет Муга. В этом месте река разделяет Францию и Испанию. Ее бурные воды нередко розовели от человеческой крови. Не говоря уже о довольно частых стычках таможенников и контрабандистов, как французских, так и испанских, напомним, что именно в этом месте карлисты ввязались в борьбу с правительственными войсками, и эхо яростных боев — залпы оружия, крики триумфа и агонии долгих четыре года разносились по дикой долине.

Ущелье Муги, самой природой сотворенное так, что человек находит здесь надежное и неприступное укрытие, на протяжении многих лет служило также театром для подвигов «трабукаров».

Обитавшие в пещерах, куда никто не мог проникнуть, эти рыцари большой дороги, достойные соперники апеннинских бандитов, каждую ночь спускались с гор и набрасывались, как хищная стая, на одиноко стоявшие домики, на фермы и даже на деревни.

Всегда в пути, всегда прекрасно осведомленные о каждом путешественнике нанятыми информаторами, они редко возвращались назад с пустыми руками.

Вооруженный налет был для них плевым делом, жизнь человеческая не стоила и полушки.

А вообще-то они весело жили, обирая перепуганных «налогоплательщиков».