Мы приблизились к огороженному участку, окруженному лесом. Крепкие ворота были заперты на замок и заложены на засов. Монах дернул за веревку, и зазвонил колокол. Ворота открыл послушник. Внутри я увидел около тридцати крепких маленьких одноэтажных домиков, каждый покрыт красной черепицей. Все строения одинаковые, поставлены были с математической точностью военного лагеря на равном расстоянии один от другого по обе стороны мощеной дороги, ведущей в церковь. Я обратил внимание на то, как умно они поставлены: фасад одного дома повернут к торцу другого, чтобы обитателей домиков ничто не отвлекало. Попутчик мой пошел по своим делам, я огляделся по сторонам и увидел, что при каждом домике имеется маленький сад. Отшельники выращивали там в основном бобы, горох и картофель. Некоторые оживили садик геранью и георгинами. Но даже цветы не могли развеять мрачную атмосферу покаяния.

Монах вернулся, и мы пошли с ним по главной дорожке. Он показывал мне достопримечательности, в том числе и келью, так назывались эти домики, в которой семь лет прожил бельгийский отшельник. Чтобы подвергнуть себя такому суровому испытанию, отшельник должен был сначала получить разрешение настоятеля монастыря. Я выразил удивление.

— Да это еще ничего! — воскликнул монах. — В 1951 году отшельник умер в келье, после того как прожил там двадцать три года на хлебе, воде и овощах, а зимой он даже не обогревался.

Я сказал, что, возможно, это и ускорило его кончину.

— Напротив, — возразил монах. — Он умер в восемьдесят пять лет!

Мы подошли к маленькой церкви, где работал послушник.

— Вы непременно должны увидеть блаженного Мариотто Аллегри, — воскликнули в один голос монах и послушник. — Он так же свеж, как и в день смерти.

— Когда он умер? — спросил я.

— В1478-м, — ответили они, — почти пятьсот лет назад! В ризнице стоял ящик со стеклянной крышкой.

— Разве он не удивителен? — спросили они. Я посмотрел и увидел старика в белой рясе, кожа его напоминала коричневую бумагу. Аллегри был аббатом ордена во времена Лоренцо Великолепного.

— Возможно, — предположил я, — они даже встречались.

— Ну разумеется, встречались, — сказали они. Это был великий платонист, Мариотто Аллегри. Как написал Кристофоро Ландино в своих «Камальдульских беседах», в 1468 году он пригласил в аббатство Лоренцо и его брата Джулиано вместе с учеными друзьями из Платоновской академии.

Я опять на него взглянул. Как странно думать, что коричневые губы беседовали когда-то с Медичи.

Когда шли обратно к воротам, мой попутчик остановился возле кельи и постучал. Дверь открыл отшельник. Мне его представили — Дон Доменико. По какой-то причине, которую я так и не уяснил, его освободили от обета молчания, и он, похоже, был рад нас видеть. Я страшно обрадовался, когда он пригласил нас войти. Думаю, большинство людей, как и я, полагают, что келья отшельника должна напоминать жуткую пещеру, какую обычно мы видели на картинах великих мастеров, но со временем даже жизнь отшельника сильно меняется. Я вошел в аккуратный маленький домик, такой же компактный и аккуратный, как капитанская кабина на корабле либо камера идеальной тюрьмы. Обстановка была суровой и аскетической, но добротной и явилась, по всей видимости, результатом отлаженной за столетия распланированной жизни в одиночестве. Маленький кабинет с аккуратными книжными полками, письменный стол из простой сосны. Дверь из кабинета вела в жилую комнату, там стояли стул, стол, электрическая лампа без абажура и встроенная в деревянный альков кровать. Я сел на нее и обнаружил, что она твердая, как железо. Так как Дон Доменико был священником, дверь из спальни вела в крошечную часовню, где он каждый день читал мессу.