Губернаторство (с 1642 г. — генерал-губернаторство) Ингерманландия находилось под скипетром шведских королей на протяжении целого столетия, до Ништадтского мира 1721 г., хотя с 1703 г. реально принадлежало России. Население Ингерманландии составляло 60 тысяч человек — главным образом жители сельской местности. В подавляющем большинстве то были ижора, финны и русские, а в десятилетия шведской колонизации туда все больше приезжало восточных финнов, шведов и немцев. Одно из условий Столбовского трактата оговаривало, что бояре, монахи и горожане имели право выехать из Ингерманландии в двухнедельный срок, иначе же они становились шведскими подданными. Крестьяне, напротив, были обязаны остаться. Однако многие из них бежали в Россию — отчасти потому, что в Ингерманландии они оказывались в крепостной зависимости, а отчасти из-за гонений за православное вероисповедание со стороны протестантской церкви.

Шведское правительство приказало епископам стараться обращать русских в истинную веру «по-доброму, без принуждения», но действительность выглядела иначе: русских священников заставляли посещать лютеранские богослужения и угрожали тюремным заключением, если они не смогут предъявлять детей, умеющих читать катехизис (и наоборот, за каждые двадцать детей, умеющих читать катехизис, священники будут вознаграждаться четырьмя туннами (бочками) зерна и четырьмя туннландами земли!). В результате такой политики не только русские, но и православные карелы, финны и ижора целыми толпами бежали на восток.

Этот исход принял такие масштабы, что угрожал сорвать осуществляемые шведскими властями планы колонизации. Спустя два года после заключения Столбовского мира Густаву II Адольфу пришлось констатировать, что он не извлекает из Ингерманландии никакой пользы, поскольку она безлюдна, а в конце 1620-х годов бегство оттуда достигло таких размеров, что король велел вешать всех беглецов — и потенциальных, и уже пытавшихся это сделать.

В составе шведского посольства, отправленного в 1673 г. в Москву, находился молодой офицер-фортификатор Эрик Пальмквист, задачей которого было картографировать сеть дорог и зарисовывать русские крепости. В результате возникла красивая книга (в одном экземпляре) под названием «Некоторые наблюдения над Россией, сделанные во время последнего королевского посольства к московскому царю…» (1674). Здесь изображено прибытие посольства к шведско-русской границе у Муравейно (Моравены) на реке Луге (Государственный архив Швеции)

То был, разумеется, не лучший способ решить проблему заселения края. Как видим, король изначально рассматривал Ингерманландию как колонию. Поэтому способом компенсации массового исхода людей на восток являлось создание хороших условий для въезда в нее. В своей речи на риксдаге 1617 г. монарх призвал дворянство перестать «тесниться, спорить за землю и мучиться» из-за каких-то жалких дворов в Швеции, а обратить взоры на завоеванные области по другую сторону Балтики: «Перебирайтесь на эти земли и расчищайте для себя их, сколько пожелаете и на сколько хватит возможностей каждого». «Я, — обещал король, — предоставлю вам все привилегии и свободы, окажу помощь и всяческое покровительство». Именно щедрыми пожалованиями и ввезенной рабочей силой заселялась провинция.

Перед лицом массового бегства крестьян в Россию король распространил пожалования и на немецкое дворянство. Немцы должны были привозить с собой и крестьян. Благодаря этому десятки семей, преимущественно из Мекленбурга, переселились в имения в Копорском лене и к востоку от него. По мнению Густава II Адольфа, «добрые немецкие обычаи» должны были исправить нравы «русских свиней». В качестве поощрения новопоселенцы были на несколько лет освобождены от налогов и податей.

Однако эксперимент оказался не слишком удачным: немецким колонистам трудно было освоиться в этих местах, и многие вернулись на родину.